Но в проблеме Эдди не было ничего временного. Ведь его сил не вернуть – выходит, с проблемой не будет покончено никогда. Поэтому он собрался покончить с собой…

– Эдди, стой! Подожди!

Но он не обратил внимания на ее оклик. Вместо этого, прежде чем Хисако успела догнать его, он резко свернул налево, к ближайшей лестнице, и бросился наверх.

– Отстань, Хисако! – заорал он.

Бежал он так быстро, что скрылся из виду прежде, чем Хисако успела поставить ногу на первую ступеньку.

Вдруг сверху донесся глухой удар. За ним последовало громкое «а-а-а!» и мягкий, но увесистый грохот, будто по лестнице покатился вниз мешок картошки – или чье-то тело.

Хисако рванулась наверх, прыгая через ступеньку, и увидела Эдди, распростертого на лестничной площадке на полпути к верхнему этажу. Слегка оглушенный, он часто моргал, будто не понимая, где он. На верхней площадке замер от удивления Санто Ваккаро, известный также как Оползень. Огромное тело мутанта, в полном соответствии с псевдонимом, было покрыто толстой шкурой, похожей на груду камня. Он озадаченно смотрел на обезумевшего Эдди сверху вниз.

– Что с ним стряслось? – спросил Оползень.

Голос его звучал точно грохот столкнувшихся валунов.

– Он способность свою потерял, – ответила Хисако, опускаясь на корточки рядом с Эдди и озабоченно глядя на него.

– Какую способность? Видеть? Этот идиот врезался прямо в меня.

– Нет, Санто. Способность летать. Теперь он – нормальный.

– Нормальный? – Оползень бросил на Эдди пренебрежительный взгляд. – Нормальность зависит от окружения. Мы – в школе для мутантов. Здесь я – нормальный. И ты. А он – урод.

– Заткнись, Санто, – зло прошипела Хисако.

– Ладно. Как хочешь.

Равнодушно пожав плечами, Оползень направился прочь, оставив Хисако с еще не пришедшим в себя Эдвардом.

– Эдди, ты окей?

– А? – только и сумел ответить он.

Хисако подняла его на ноги и, не зная, куда еще идти, отвела обратно в медпункт. Эликсир все так же лежал на полу, прижав ладони к паху. Его слегка подташнивало, и он все еще пытался прийти в себя, когда на пороге появились Хисако с Эдди. Эдди больше не сопротивлялся и безропотно позволил уложить себя обратно на стол.

Эликсир молчал, опасаясь наговорить лишнего. Повернувшись к нему, Хисако нерешительно спросила:

– Джош, с тобой все в порядке? Ты… э-э… так лечишься, да?

– Нет, исцелять самого себя я не могу. Просто, когда парень получает по шарам, руки тянутся туда автоматически.

– Ох, извини.

Эликсир кивком указал на Эдди:

– А с этим что еще стряслось?

– С разбегу врезался в Оползня.

– Хорошо.

– Может, у него сотрясение.

– Еще лучше.

– Ладно тебе, Джош, не издевайся над ним.

– Ох, я бы над ним поиздевался, – с комичной кровожадностью сказал Эликсир. – Вот только самому же потом пришлось бы лечить.

Он кое-как встал на ноги и прислонился к стене, стараясь дышать как можно ровнее.

– У него сильный шок, он едва не погиб. Он не виноват…

– Я тоже, черт побери, ни в чем не виноват. Если бы не я, он был бы мертв.

– Знаю. И он в глубине души тоже это понимает. Просто ему нужно время, чтобы… как это сказать… перестроиться.

Эдди молча лежал на столе и глядел в потолок. Казалось, удар при столкновении с Оползнем вышиб из него весь боевой задор. Подойдя к Эликсиру, Хисако кивком указала ему на дверь, приглашая выйти в коридор. Эликсир утомленно вздохнул и неверным шагом последовал за ней.

– Есть хоть какой-то шанс, что ты сумеешь сделать его таким, как раньше? – шепотом, чтоб не услышал Эдди, спросила Хисако.

На лице Эликсира отразилось искреннее сожаление.

– Поверь, я бы с радостью…

– Но откуда тебе знать наверняка? Я что хочу сказать: ты ведь даже не знаешь, как этот препарат действует.

– На самом деле – вроде как знаю. Понимаешь, исцеляя людей, я не просто «чиню» их. Я чувствую и понимаю, как работает тело – все химические процессы и так далее. Причем не специально – само по себе так выходит, – он сделал паузу, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить. – Попробую вот как объяснить. Когда мутант, вроде тебя или меня, достигает определенного возраста, в его ДНК что-то такое включается – и проявляется мутация. А эта штука… Думаю, она запускает обратный процесс. Запихивает пулю обратно в ствол.

– Не совсем понимаю.

Эликсир потер переносицу.

– Окей, сейчас объясню по-другому. Как правило, силы мутанта проявляются в период полового созревания, так? И вот почему: когда наступает половая зрелость, организм начинает выделять некие химические соединения, вызывающие изменения в нашем теле. Такие, как… ну, понимаешь – волосы на теле отрастают, груди увеличиваются…

– Последнее – похоже, не мой случай, – уныло сказала Хисако, – но мысль понятна.

– Окей, но эти изменения вызывают не сами гормоны. Гормоны их запускают, как выстрел стартового пистолета. Бах! – и процесс пошел, и наши силы проявляются. А «лекарство», которое вколол ему инопланетянин, все это отменило, остановило экспрессию мутантного гена.

– Значит… – глаза Хисако возбужденно заблестели. – Значит, сила в нем осталась?

– Может быть.

– Тогда почему гормоны не высвободят ее снова? Они же никуда не делись, – но она тут же поняла свою ошибку. – Да, верно. Именно потому, что они никуда не делись.

– Точно. Мы не можем воссоздать первое появление гормонов в организме. Тут нужна машина времени или способ повернуть его развитие вспять.

– Прямо сейчас – не можем, – согласилась Хисако, полная решимости не сдаваться. – Но, может, поработав над этим с доктором Маккоем…

– С кем?! А, да. Верно. Извини, – смутился Эликсир. – Рефлекс. Когда слышу эту фамилию – первым делом вспоминаю того типа из «Звездного пути».

Хисако непонимающе уставилась на него:

– Но в «Звездном пути» я помню только одного доктора – доктора Спока.

– Нет, он… – Эликсир махнул рукой. – Ладно, забудь. Суть вот в чем: если даже такая возможность есть, воспользоваться ей мы сможем очень не скоро. А до этого он так и останется таким, как сейчас. Придется ему учиться жить с этим.

Хисако оглянулась. Эдди, утратив всякую надежду, так и смотрел вверх, в пустоту. На лбу его набухала внушительная шишка.

– Будем надеяться, что выход есть, – сказала она. – Надо посмотреть, что скажут Люди Икс, когда вернутся.

Первым словом, слетевшим с языка Росомахи, было «дипломатической». Последним – «неприкосновенностью». Связывала эти слова между собой целая тирада – длинная, цветистая, но совершенно непечатная.