Павел нащупал нужный провод и без колебаний перекусил его специальным зажимчиком. Никаких искр или треска. Решетка замкнута. Теперь ее не открыть, даже если они навалятся всем отрядом. Итак, следующий этап. Паша открыл боковой карман заветной сумки и достал удобный противогаз. Надев его, он вынул из другого кармашка пару похожих на обычные батарейки предметов, зажал их в кулаках и бесшумно двинулся к «черной зоне».

Подвел противогаз. Он на какие-то миллиметры ограничил поле зрения, и Павел не заметил выросшую за спиной фигуру. Послышался свист рассекаемого кулаком воздуха, и пилот, получив мощный удар в основание черепа, мешком рухнул под ноги рослому парню в полувоенном костюме и черной маске. Подхватив бесчувственное тело, диверсант продолжил начатый Павлом путь, не пытаясь восстановить повреждение привода решетки.

– Он его не «вел», это была случайность, – сказал Мишин, с досадой указывая одной рукой на экран, а другой хлопая себя по бедру. – Обрыв провода он не заметил!

Никто из присутствующих в рубке, а собрались все оставшиеся члены экипажа, Игорю не ответил. Потери уже составляли десять человек, было над чем призадуматься. Все снятые с постов недоверчиво косились на Лену, на что она отвечала неизменно приветливой улыбкой.

Афанасьев прогуливался вдоль центрального пульта с абсолютно отрешенным видом и что-то бормотал себе под нос.

– Мы что, так и будем сидеть, дожидаясь, пока нас всех перебьют? – обращаясь к Афанасьеву, спросил Мишин севшим голосом.

Академик его не слышал или делал вид, что не слышал. Он подошел к Лене и, задумчиво глядя сквозь нее, что-то негромко произнес. Девушка в ответ кивнула и пошла к выходу. Афанасьев поискал глазами Алика и, когда их взгляды встретились, молча указал на дверь. Алик пружинисто поднялся и вышел вслед за Леной.

– Сейчас все решится, – пояснил академик, толком ничего этой фразой не поясняя, и вышел из рубки.

– Садись, милая, потолкуем, – пригласил белый диверсант Алю, указывая на небольшой ящик с нарисованным на боку значком радиационной опасности.

– О чем? – проглотив подступивший к горлу ком, спросила девушка.

– О превратностях судьбы, – верзила усмехнулся.

Даже сидя, он выглядел устрашающе. Он встал и медленно обошел вокруг сидящей пленницы, слегка задержавшись за спиной, чем вызвал новый приступ паники. Под два метра ростом, причем не какой-нибудь нескладный или сутулый, а гибкий и подвижный, несмотря на груду мышц. Оказавшись перед Алей снова, он наклонился к ее лицу и сурово посмотрел в глаза. Алевтина рассмотрела в холодных серо-голубых радужках чужака свое уменьшенное отражение. Сбившаяся прическа, перекошенное страхом лицо, расширенные карие глаза; ни тени привлекательности прежней Али… Как ни странно, картинка ее немного отрезвила и успокоила. Она непроизвольно поправила волосы и попыталась придать лицу более подобающее выражение. Рассмотреть, что из этого вышло, она не успела – диверсант отодвинулся и снова уселся на свой непонятный ящик с загадочной аппаратурой.

– Ты сама решила поиграть в разведчицу или тебе приказали? – спросил он почти дружелюбно.

– Какая разница? – с неубедительным вызовом ответила Аля.

Парень поморщился.

– Только не надо изображать из себя комсомолку в гестаповских застенках. Ответь на вопрос и все. От этого зависит, что мы с тобой сделаем через минуту: свернем шею или отпустим. Ясно?

Яснее быть не могло. Алевтина еще раз заглянула в рыбьи глаза лазутчика и поняла, что сворачивание шей для него является процедурой даже более привычной, чем чистка зубов. Она почти услышала, как хрустят, ломаясь, первый и второй позвонки и, падая, глухо стучит о пластиковый пол ее мертвое тело. «Нет, лучше дожить до шейного остеохондроза», – почему-то подумала Аля и прошептала:

– Сомов.

– Я не ослышался? Генерал Сомов? – переспросил все еще стоящий за ее спиной чернокожий без всякого акцента.

– Два – ноль, – несколько озадаченно пробормотал белый, почесывая нос. – Пристегни ее к чему-нибудь. Еще пригодится.

Негр козырнул и, легко подняв Алю за плечо, подтолкнул к массивной балке грузового крана. Щелкнули, застегиваясь вокруг балки, наручники. Коротко прошипел пневмоинъектор, и разведчица провалилась в тяжелый сон.

– Что скажешь? – спросил белый чернокожего, когда они остались одни.

– Хитрый лис, этот Сомов, что еще можно сказать?

– Очень содержательно! – язвительно заметил белый и вновь склонился над прибором.

– Грузи его, – сквозь вату полузабытья донесся до Павла сочный бас. – «Побудку» не программируй, надо будет – вручную поднимем.

В затылке пульсировала тупая боль, тяжелые веки приподнимались лишь на миллиметр, и сквозь эту символическую смотровую щель Паша видел неясные очертания трех серых фигур. Он чувствовал, что его укладывают на удобное ложе и прикрепляют к телу датчики. «Саркофаг». Лучшего карцера не придумаешь. Только к чему такие почести? Тех, кто дрался с лазутчиками в двигательном отсеке, просто убили, а его заботливо погружают в анабиоз. Или их только нокаутировали? Или его консервируют не диверсанты? Голос незнакомый… Паша попытался открыть глаза пошире. Нет, это все-таки они; костюмы, маски, гренадерское телосложение… Что-то надо сделать, чтобы не дать им включить камеру… Что? Павел шевельнул рукой. Боль пробежала по предплечью, плечу, шее и снова уткнулась в ноющий затылок. Нужна всего лишь щель. Щель между крышкой и пазом в корпусе, в который она должна войти. Тогда газ вскоре выйдет, через восемь-девять часов перестанут действовать инъекции, и можно будет вновь включаться в процесс борьбы за выживание. Трудноватая задача, но выполнимая для ветерана трех суперопераций и одной локальной войны. Пальчик. Мальчик с пальчик. Больше нечем. Мизинец левой руки. Пожалуй, да. Назад его, конечно, не приклеить, но валяться здесь бесчувственным манекеном хуже в сто сорок раз! Павел сосредоточился и сжал кулаки. Что это? В руке по-прежнему была зажата «батарейка» – миниатюрная газовая граната. Пилот собрал всю волю и резко, одной кистью выбросил гранату наружу. Зверская головная боль чуть не лишила его сознания, но главное – не позволила ему как следует задержать дыхание. Паша закашлялся и заморгал. Слезоточивый газ окутал диверсантов, но, казалось, не причинил им никакого вреда. Один из них громко высморкался и, подойдя к камере, удивленно уставился на Павла.

– Очухался, герой? – он коротко прокашлялся. – Не угомонишься никак?

Вот, черти! И газ их не берет. Вторую гранату Павел выронил где-то по пути. Значит – пальчик.

– Закрой его, – потребовал другой. – На крышку нажми.

– Спи спокойно, дорогой товарищ, – пожелал Павлу первый и ударил по медленно опускающейся крышке рукой.

Боль в затылке была гораздо сильнее, чем в раздавленном пальце. Павел глубоко вдохнул и мысленно поблагодарил медпрограмму за принесшую облегчение усыпляющую инъекцию.