Вместе с последними лучами солнца исчезли и музыка, и танцующее видение. Послышался тяжёлый вздох.

– Не торопите её, – смутилась Лесса, решившись прервать затянувшееся молчание.

Иер Тан лишь удивлённо поднял брови. И как рассматривать его жест? Он не слышит этой песни, или спрашивает, почему бы и нет?

– Песня, вы слышали песню?

– Иногда это место посылает особо понравившимся гостям свои откровения. Верить им или нет, это уже каждый решает сам для себя, – и опять его ответ прозвучал загадкой.

– А вы? Вы бы поверили? – первый раз Лесса осмелилась дотронуться до него не по делу, а просто так, чтобы придать большей доходчивости своим словам.

– Я не романтик, я больше циник, – ну вот, умеет вернуть на землю. – Но я хотел бы верить.

Как хорошо, что бокал опять наполнен. Можно занять руки, опустить взгляд, а, выпив, плавно сменить тему.

– Никогда не пробовала ничего подобного. Неужели, это и есть знаменитое эльфийское?

– Думаю, поставщику можно доверять. Хотя бы в этом вопросе.

И опять опьянения не последовало. Появилась лёгкость и желание взлететь. Поинтересоваться, не придаёт ли это вино выпившему каких-нибудь особых, скажем лётных, качеств? Точно сочтёт за пьяную. А она здесь для серьёзного разговора. Первый голод утолён, можно приступать к разговору, ради которого они сюда пришли. Вот же досада, летать захотелось не только Лессе, но и её мыслям. Летать вместе с жестокой нимфой, которая никак не хотела понять, чего же ждёт от неё несчастный влюблённый бродяга.

Разговор предстоит серьёзный. Нужно сосредоточиться и, чтобы иер Меридит не посмел ускользнуть от него, для уверенности нужно вернуть свои подрагивающие пальчики на его ладонь.

– Вы обещали рассказать о себе.

– И что вас интересует?

– Всё!

Иронично поднятая бровь напомнила, что у взрослого мужчины обязательно есть такая часть жизни, о которой не принято делиться с посторонними, тем более, с девушками. Особенно, с девушками.

– Я хочу узнать о ваших родителях, о семье, о том, ка вы… остались одни. Папа немного рассказал о вашей с ним встрече и последующем сотрудничестве, но если сочтёте нужным изложить своё видение тех событий, я послушаю. И ещё, – если она не спросит сейчас, то этот вопрос прожжёт в ней дыру. В голове или ещё где-нибудь, но обязательно прожжёт, – у вас есть жена или невеста? Любимая девушка? – выпалила Лесса.

Тёплая рука накрыла судорожно сжатые пальцы. Как им там уютно между мужских ладоней, лучше, чем в детстве у мамы на коленях. Веки прикрылись то ли от смущения, то ли от удовольствия.

– У меня нет ни жены, ни невесты, – про девушку не сказал ничего. Переспрашивать было почему-то боязно.

Приятное тепло от его рук мгновенно согрело заледеневшее тело. И когда Лесса успела замёрзнуть?

– Вы дрожите? Холодно?

– Н-нет, уже нет.

Да что с ней такое? Пришла на деловой разговор, а ведёт себя, как экзальтированная девица, пытающаяся поймать в свои сети понравившийся мужской экземпляр. Лесса вытащила свою руку из тёплых мужских ладоней и, поправив на плечах косынку, как она надеялась, спокойно, спросила:

– А всё остальное? Ваше детство? Юность?

Иер Меридит обиженно осмотрел опустевшие кисти рук и глубоко вздохнул.

– Ваша ручка придавала мне вдохновения.

Вполне возможно. Только вот какого? У Лессы при столь близком контакте – вполне невинном! – мысли уплывали отнюдь не в деловую сторону. А ведь встреча замышлялась именно как деловая.

– Я никуда не делась. Вы начинайте с момента, когда помните себя, если будут неясности, я буду переспрашивать.

– Когда я начал себя помнить? Помню, мама надела мне этот артефакт, – иер Меридит коснулся груди, – и сказала, что он убережёт меня от плохих людей. А ещё, я должен как можно скорее научиться прятать свою сущность самостоятельно. Мама скрывала от окружающих моё не совсем человеческое происхождение, ведь я родился больше похожим на отца. В мире, где недоверчиво относятся к столь загадочной расе, впрочем, вполне честно заслужившей подобное отношение, это было чревато неприятностями. Поначалу она сама поддерживала на мне иллюзию. Уже к четырём годам я смог делать это сам. Что я ещё помню из тех, в общем-то, счастливых мгновений детства, помимо мамы? Иногда ночью меня прижимали к себе крепкие мужские руки и слова: «Нас не разлучат! Это никому не удастся!» Наутро после этих снов у нас дома всегда пахло лесом, а мама прятала заплаканные глаза, – иер Тан прервался. Не хочет рассказывать? Его можно понять. Нет, сжал руки в кулаки и продолжил: – Позже я стал спрашивать, кто мой отец. Она лишь гладила загадочную татуировку-браслет на руке и говорила, что в своё время я всё узнаю, и что я не должен обращать внимание на тех злых мальчишек, которые кричали мне вслед, что я тогриттов ублюдок. Она говорила, что у меня есть самый настоящий папа, только временно нас разлучили злые люди и обстоятельства. Я верил. Каждое утро просыпался с надеждой, что именно в этот день вернётся мой папа и скажет, что он победил всех злых людей и обстоятельства. Почему-то обстоятельства мне тогда представлялись огромными огнедышащими чудищами из страшных сказок, порождениями самого бога смерти Тогритта. А потом… потом злые люди пришли к нам в дом. Мама лишь успела затолкать меня под кровать и велела сидеть тихо-тихо, чтобы ни случилось. Я до сих пор помню её лихорадочный шёпот: «Прячься, сынок, и прячь свою сущность. Помни: всегда прячь свою сущность! Что бы ни случилось, мы с папой всегда будем с тобой». Потом она выбежала из комнаты. Я слышал крики чужих людей. Мама молчала. Сейчас я думаю, она молчала, потому что боялась, как бы я не выбежал на её крик. Потом те люди успокоились и разбрелись по дому. Зашли в ту комнату, где я прятался, даже заглянули под кровать. Но ведь мама хотела, чтобы меня никто не увидел, и меня никто не увидел. Они даже поругались, разыскивая, как они выражались, «тогриттова ублюдка». Я запомнил все голоса, – мрачно признался мужчина. – Запомнил и позже нашёл всех их обладателей. Это было моё первое применение проснувшейся магии поиска. Но отмщение не вернуло мне маму. Я очень долго пытался забыть то страшное, что лежало в гостиной после их ухода. Это не было моей мамой. У неё было богатое погребение, ведь уходя, я поджёг дом. Этот огонь долго не могли потушить, он полыхал до тех пор, пока не выгорело всё дотла.

– Тан, Тан, прости, что заставила тебя вспомнить это! Прости!

Лесса соскочила со своего места и хотела прижать к себе мужскую голову, пытаясь его успокоить, дать ему возможность спрятать абсолютно сухие глаза. И не понять, как так получилось, но она оказалась у него на коленях. Тан спряталось лицо в распущенных волосах. Сам он тяжело задышал. Крепкие руки сжали тело до боли. Ничего, это именно то, что нужно им обоим.

– Нас не разлучат! Это никому не удастся!

Именно эти слова он слышал в ночи, но так захотелось ответить, как будто именно от её ответа зависела жизнь.