– Он сильный человек, ваш брат, – предположил Дитр. – Всемирно сильный, разумеется.

– О, он очень любит трепаться о всемирном, наш Рофомм, – горько ухмыльнулся Эронн. – Но на деле, всемирно силен лишь его гарем глашатаев. Ублюдок – лишь дутая посредственность.

Поезд замедлял ход, приближаясь к столице. На перроне собралась небольшая группа людей, развернувших голубой плакат с той же надписью, что Дитр видел на зеленой стене. Удивило его то, что эти люди обладали выправкой солдат и даже не успели поменять униформенную обувь на гражданские ботинки.

– Ну вот, очередная группка вояк легла под ублюдка, – прокомментировал Эронн.

В столице наблюдалась повышенная обшарпанность, но в отличие от того, что Дитр видел сорок лет назад, столица не была пустой и угнетенной отчаянием. Все куда-то торопились, чувствовалось возбужденное ожидание. Эронн вел его в Зеленый Циркуляр, на радиус, где селились работники Министерства внешних сношений и иностранные дипломаты. У гралейского посольства стояли охранники в плащ-кафтанах. Они остановили гостей резким жестом и потребовали личники.

– Я к братцу, а этот господин со мной, – зевнул Эронн, даже не подумав вытащить личник. – Только попробуй не пустить.

Пробовать силовик не стал, и их пропустили, минуя процедуру проверки личников. Во дворе посольства росло большое дерево, а с него свесил мясистую лапу огромный короткохвостый кот с кисточками на ушах. Мужчина и женщина в обычных кафтанах гралейских дипломатов с неодобрением глянули на Эронна и вернулись к своему разговору о некой «картечной повозке».

В самом здании дипломатов можно было пересчитать по пальцам, зато силовиков со звездой на берете было огромное множество. Эронн, довольно грубо распихивая их локтями, вел Дитра на второй этаж. Никто из бойцов даже не подумал на него прикрикнуть или возмутиться, а Дитр считал, что хороший пинок алкоголику не повредит. Без стука ворвавшись в комнату с двустворчатыми дверями, Эронн втащил следом Дитра.

В кресле, больше напоминавшем обитый бархатом трон, сидел, вытянув длинные ноги, крупный черноглазый человек с коротко стриженными волосами. Одной рукой он гладил гралейского кота, а другой пытался отстранить от себя заботливого вида даму с железным предметом в руках.

– Но у тебя слишком чиновничий взгляд из-за этих твоих ресниц, – увещевала она его. – Давай я завью их наверх, чтобы ты смотрел более открыто.

– Не лезь с этим ко мне, Нигелла, – отвечал ей Ребус, которого явно тревожил инструментик в руках у глашатая. – Я всю жизнь так смотрю, и никто никогда не говорил мне, что у меня чиновничий взгляд.

Тут глашатай заметила Эронна.

– Посмотрите-ка, кто явился за деньгами! Ты все пропил? А это кто? Рофомм, он уже собутыльников таскает к тебе!

Дитру вдруг стало стыдно, но стыдно ему было не за себя, а за Эронна, который ничуть не покраснел, а наоборот, изобразил кольцо большим и указательным пальцами и назвал глашатая весьма неприятным словом, которое на гралейском означало какую-то блудную болезнь.

– Ну так дай ему денег, – равнодушно бросил Ребус, перебирая тонким пальцем пушистую кисточку на ухе кота.

Животное поглядело на Дитра своими желтыми глазами, и шеф-следователь вдруг вспомнил Виаллу, хотя изо всех сил старался этого не делать. Тень на мгновение взяла контроль, и Дитр увидел, как в здании заброшенного склада богато одетый человек беседует с чудовищного вида типом: «…да, омм, газ будет доставлен одновременно в несколько зданий, где используются охранные коты…». Дитр дернул головой, и воспоминание Ребуса исчезло.

– Да засунь их себе в кишки, – выплюнул Эронн. – Этот господин хочет с тобой поговорить, вот я и здесь. Сомнительное удовольствие тебя видеть…

– Взаимно, – отрубил Народный представитель. – Гражданин, – спокойно обратился он к Дитру, – вы не представились, поэтому не имею чести…

– Дитр Парцес, – представился Дитр, сделав шаг вперед и протянув руку заклятому врагу. – Я из агломерации Гог, город Енц, квартал семь.

Ребус грациозным движением поднялся с кресла. Он показался Дитру куда крупнее, чем шеф-следователь привык его видеть. Верно, выросши не в приюте, а в богатой семье при сытном питании и постоянных телесных упражнениях, он стал куда выше ста восьмидесяти восьми ногтей, зафиксированных патологоанатомом в родном временном узоре Дитра. Народный представитель пожал его ладонь своей сухой белой кистью, на которой отчетливо нащупывалась мозоль от такелажа. Отняв руку, которая ни разу не касалась ничего тяжелее пера, штопора и гоночного паруса, он сказал:

– Я уважаю граждан из города Енц. Ваше всемирное трудолюбие сравнится лишь с вашей твердостью духа.

– Благодарю… – «омм», чуть было не сказал Дитр, но вовремя опомнился: – Благодарю, гражданин. Я хотел бы побеседовать с вами наеди…

– Исключено, – отрезала глашатай.

– Ты меня слишком опекаешь, – криво усмехнулся Ребус.

– Ну хоть когда-то же у тебя должна была появиться маменька, – вставил Эронн.

Глашатай Нигелла и короткохвостый кот зашипели, но Рофомм Ребус лишь терпеливо махнул короткими густыми ресницами.

– Я пройдусь с гражданином из Гога по посольству и возьму с собой котика, чтобы тебе было спокойней, Нигелла. Позаботься, пожалуйста, об Эронне, только проследи, чтобы он не трогал винный подвал – дипломаты от такого лютуют.

Ребус встал и, взяв Дитра за локоть, вывел его из зала. Кот бесшумно шел за ними по пятам. Едва дверь закрылась, Дитр услышал, как переругиваются Эронн и глашатай.

Ребус начал говорить, изящно жестикулируя и шагая, вежливо развернувшись к собеседнику вполоборота.

– Странное дело, эта наша борьба за свободу требует огромных изменений, в том числе и лингвистических. В гралейском языке есть слово «эр», происходящее от старинного буквослога «эри», – рассказывал он, – вы наверняка слышали его в приветствиях и благодарностях. Вне устойчивых выражений оно переводится как «подданный», а также это означает архаичное «я», «да» и «суть». Нас, граждан диаспоры, жители Принципата до наступления Свободы называли «гралеизэри», в то время как сами подданные звались «гралеиэри». «Зэр» – антоним слову «эр», означает «нет», «пустота», а в ином контексте даже «брак», а не было ранее для гралейца более страшного слова, чем «бракованный». Этот ужасный снобизм плоти, – он провел рукой по своей холеной физиономии, – следовало искоренять вместе со словами, что его транслировали, но как бороться с такой старой и вечной тварью, как язык? И я решил пойти от противного – пусть же все, что ранее означало брак, воссияет новым смыслом. И отныне нет более почетного слова, чем «гралейский гражданин», ибо «зэр» – это не пустота, это «я», но новое, отрекшееся от гноя веков…

Речь, пусть и говорил он с акцентом жителя северного приграничья, у него была такая же складная и красивая, как и он сам. Но Дитр за всей убедительностью не чувствовал навыков всемирной риторики, коими обладали глашатаи и лидеры сект. Ребус был лишь замечательным проявлением всемирной закономерности, когда силы сливаются воедино и обрушиваются на человечество различными потрясениями – вроде эпидемий, ирмитской песчаной катастрофы, ураганов, войн или душевнобольных террористов. Всемир очищался всеми доступными ему способами.