То, что были допущены серьезные ошибки и даже в центральных областях имели место серьезные нарушения закона и административные преступления, и тогда, и сейчас используется как антикоммунистический аргумент.

31 июля 1937 года нарком внутренних дел СССР издал приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Приказ определял контингенты, подлежащие репрессии: бывшие кулаки, оставшиеся в деревне или осевшие в городах, бывшие члены социалистических партий, священство, «бывшие белые» и т. д., а также «уголовники», т. е. люди, ранее судимые по общеуголовным статьям УК… Кроме того, речь шла обо всех, кто участвовал в восстаниях или фашистских, террористических и других группах.

Члены антисоветских партий, бывшие офицеры белогвардейской армии, царские жандармы и сотрудники тюремной системы, а также бандиты и реэмигранты, были поставлены на учет вместе с зарегистрированными следственными органами участниками фашистских, диверсионных и шпионских групп.

Репрессиям подверглись также те, кто уже находился в заключении, расследование относительно которых было завершено, но судебное разбирательство еще не прошло. На учет ставились наиболее активные антисоветские элементы среди бывших кулаков, бандитов, нарушителей, участников сект и прихожан церквей, а также всех других групп, кто вел активную антисоветскую деятельность. Кроме того, сюда относились преступники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты, уголовники-рецидивисты, похитители скота) и криминальные элементы, которые вели в лагерях уголовную деятельность. К первой категории принадлежали самые враждебно настроенные из перечисленных элементов. Они подлежали немедленному аресту и после изучения их дела «тройкой» расстрелу. Вторая категория включала все остальные, менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежали аресту и по решению «тройки» получали от 8 до 10 лет лагерей или тюрьмы.

Приказ № 00447 устанавливал количественные «лимиты» по первой (расстрел) и второй (заключение в лагерь) категориям для каждого региона СССР, а также фиксировал персональный состав «троек»: председатель – местный начальник НКВД, члены – местные прокурор и первый секретарь областного, краевого или республиканского комитета ВКП(б).

То, что на Украине существовали «тройки», стало известно из личных документов Станислава Косиора. Об этом, а также о том, какое участие принял в этом Косиор, можно узнать из его слов на XIII съезде Коммунистической партии Украины в мае 1937. На нем он сообщил о полном распаде областного и городского управления партии в Киеве. Но что произошло после отставки Косиора? И почему имя Хрущева не упоминается ни здесь, ни в прилагаемых данных Московской тройки? Что он должен был делать, стало известно не в последнюю очередь из его собственных воспоминаний. По воспоминаниям Н. С. Хрущева, «Каганович говорил, что Косиор… как организатор слаб, поэтому допускал распущенность и ослабление руководства». То, что Никита Сергеевич Хрущев, будучи первым секретарем Московской партийной организации, вместе с главой администрации Московского управления НКВД Реденсом и заместителем прокурора Московской участвовал в работе Московской тройки, ясно из его записки к Сталину от 10 июля 1937. В этом документе было указано, что на учет поставлены 7959 кулаков (в Москве!) и 33 346 преступников, 6500 из числа которых были отнесены Хрущевым к первой и 26 936 ко второй категориям. Таким образом, количество расстрелянных было даже на 1500 человек больше продиктованного Ежовым лимита! Однако в ежовском списке Московской тройки стоят имена Реденса, Маслова и Волкова. На основе своего исследования Балаян приходит к выводу, что Н. С. Хрущев в качестве первого секретаря областного и Московского горкома партии с 1936 по 1937 год и в качестве первого секретаря ЦК Коммунистической партии Украины 1938 года дал свое личное согласие на арест значительного числа партийных и советских рабочих. В архивах КГБ сохранились документы, доказывающие участие Хрущева в массовых репрессиях в Московской области и на Украине. Только за 1936-1937 годы по его указу были репрессированы 55 741 человек. За время начавшегося в 1938 году пребывания Хрущева в должности это число на Украине составило 106 119 человек.

Однако этот этап был далек от завершения. В 1938-1940 годы число репрессированных поднялось до 167 565 человек. Усиление репрессивных мер было оправдано НКВД тем фактом, что контрреволюционная деятельность особенно возросла в связи с приходом Хрущева на пост первого секретаря компартии Украины. Этот человек вошел в историю, заявив на XX съезде об участии Сталина в «чудовищных фальсификациях», которые послужили причиной для гибели «многих тысяч честных, ни в чем не повинных коммунистов», таких как «Косиор, Чубарь, Постышев, Косарев» и другие. Это непостижимо, если иметь в виду, что с целью своей выгоды Хрущев после отставки Косиора внес значительный вклад в его ликвидацию. Это человек использовал совершенные им преступления для того, чтобы прийти к власти. Таким же образом он продолжил «чистки» в рядах Красной армии. Сыромятников пишет: «Во второй половине 1956 года из ЦК КПСС руководству КГБ поступила команда представить в Бюро Президиума ЦК КПСС все следственные дела на лиц, арест которых в разное время санкционировали члены Политбюро, а позднее – Президиума ЦК… Липовых дел, где было засвечено имя Хрущева, было много, в 1956 году они были отобраны далеко не все, поэтому их поиск и изъятие отдельных документов заняли не один год».

Очевидно, что разные люди использовали эти события прежде всего для того, чтобы сделать себе карьеру. Поэтому спор по вопросу о том, действительно ли такая угроза существовала, делалось ли это по приказу Сталина, жертвами которого стали Ягода и Ежов, или основой для этого служили интриги амбициозных и циничных сотрудников, представляет особый интерес. Без сомнения, можно исходить из того, что со стороны находившегося за рубежом Троцкого и его последователей в стране предпринимались неоднократные попытки помешать развитию СССР любыми средствами. Параллельно этому свою деятельность вели группы, чье политическое влияние ослабевало по мере успехов индустриализации. В конечном счете нельзя упускать из виду, что даже в органах безопасности еще до отставки Ягоды были заметны тенденции к самостоятельной работе. Присвоение особенных полномочий при отслеживании контрреволюционных преступлений было первоначально связано с высокими претензиями на личную неприкосновенность тех, кому эта задача была поручена. Требованиям борьбы с «умным террором» соответствовали далеко не все, в том числе и среди высших чиновников. Как начался этот процесс, становится ясно из сообщения наркома по военной промышленности Ванникова Б.Л., который сам стал жертвой такого рода клеветнической кампании в 1941 году. Он видел, как в главном управлении по вопросам артиллерии была начата кампания против директора, которым были «недовольны». Один из сотрудников получил указание сфабриковать «факты уголовной деятельности» и передать их следственным органам.

Так как Центральный Комитет был проинформирован об этом, Сталин мог принимать в этом участие. Но требование Ванникова предъявлять обвинения против руководящих кадров военных предприятий только после перепроверки Советом народных комиссаров распространялось только на заводы, производившие артиллерийские орудия.