Уход Сташинских на Запад стал болезненным ударом не только по операциям Лубянки за рубежом, но и по международному престижу Советского Союза и лично Хрущева. Можно было только гадать, какими словами его высмеют западные журналисты – сделают из человека, тщательно изображавшего борьбу за мир, главаря банды наемных убийц. Дело даже не в том, что сдался шпион Москвы, – это киллер, успешно использованный и вознагражденный за это главой КГБ. Святогоров много лет спустя вспоминал: «Хрущев был очень сердит – говорят, рвал и метал. Всех без разбора, кто имел какое-то отношение к этому делу, отстранили от работы, уволили или отдали под суд»220.

По позднейшим сведениям, всего 17 офицеров были отозваны из ГДР или получили выговор. Некоторых уволили. Святогорова, которому судьба не дала возможности выстрелить в перебежчика даже с риском для собственной жизни, арестовали, посадили в печально знаменитую Лефортовскую тюрьму, а дело передали Военной коллегии Верховного суда. Приговор она вынесла оправдательный, но Святогорова понизили в звании и выгнали из органов. Бывший полковник рассчитывал на заступничество Крохина – ведь он предупреждал генерала заранее. Но тот молчал, не желая переводить на себя стрелки. В Москву отозвали и Вадима Гончарова, которому в начале августа поручили прослушку бесед Богдана с Инге. Потом он доказывал, что услышал, как пара обсуждает план действий, и передал информацию наверх – прозевали, мол, беглецов именно там. Возникает впечатление, что каждый из офицеров, испытавших на себе гнев первого секретаря ЦК КПСС, задним числом заклинал руководство не верить Сташинскому221.

А вот Деймона громы и молнии обошли стороной. Когда жених приехал в Берлин в апреле играть свадьбу с Инге, выяснилось, что полковника перевели в Киев. Алексей Деймон действительно вернулся туда в январе того же 1961 года. Через несколько недель его поставили начальником отдела по разработке эмигрантов Первого управления КГБ УССР. После распада Советского Союза наружу выплыла чекистская байка о Деймоне и Сташинском. Незадолго до побега на Запад Богдан якобы в очередной раз ехал через Киев к родне на Западную Украину. Комитет пустил за ним хвоста, которого Сташинский немедленно «срисовал». Богдан юркнул в подворотню, подстерег коллегу, схватил его за горло и прошипел: «Передай Деймону, что, если он не снимет с меня своих филеров, то я и тебя, и всех чертей из его команды поубиваю. А Деймон знает, что я шутить не люблю и свои обещания исполняю». Неизвестно, произошло ли все так, как гласит легенда из кулуаров КГБ, но личное дело Сташинского об этом эпизоде умалчивает.

Во время побега Сташинского на Запад человека, который первым отвечал за него в Карлсхорсте, давно уже не было в Германии. Его не лишили ни наград, ни званий – гроза разразилась далеко от Киева, – наоборот, и дальше награждали за усердную службу. В марте 1962 года, когда некоторые коллеги полковника пребывали под следствием (кто на воле, кто в заключении), он получил от шефа очередной подарок на пятидесятилетний юбилей. В 1968 году, после тридцати лет в органах, Деймон с почетом выйдет на пенсию. Служба принесла ему не только награды, но и ряд болезней, в том числе гипертонию. Однако слабое здоровье не помешало ему дожить до глубокой старости. В годы перестройки он напишет статью об операциях советской разведки в оккупированном нацистами Киеве, опубликуют которую лишь в 2000 году222.

Тем временем на Лубянке пытались угадать, когда именно просмотрели признаки надвигавшейся измены Сташинского. Присланная из Москвы комиссия всячески старалась выгородить высшее руководство КГБ. Наверху полагали, что уроженец Борщовичей был преданным коммунизму, идейным, а стало быть и надежным агентом. Сбила его с верного пути упрямая, антисоветски настроенная жена – ей взбрело в голову, что комитет намерен их убить. Генералы не собирались признавать промахи ни в отборе сотрудника, ни в обращении с ним. Что касается Хрущева, вдохновителя убийств в Мюнхене, то он пришел в ярость из-за побега, но едва ли задумался, стоило ли отдавать Сташинскому такой приказ. В мае 1963 года он посоветует молодому команданте Фиделю Кастро тщательнее работать над внедрением агентуры в круги кубинской эмиграции и, если понадобится, устранением врагов. Никита Сергеевич признался гостю с Острова Свободы: «В советской практике имели место случаи физической ликвидации главарей контрреволюционной эмиграции силами разведывательного аппарата»223.

Пока Александр Святогоров и Георгий Санников наблюдали за входом в штаб американской разведки на Клейаллее, внутри этого здания не могли оправиться от потрясения, вызванного колючей проволокой вокруг Западного Берлина. Несколькими днями ранее Джон Диммер, заместитель шефа берлинского офиса ЦРУ, выступал на заседании Берлинского наблюдательного комитета, который координировал работу разведок НАТО, и объявил чепухой донесения агентуры о намерении коммунистов блокировать эту часть города. Диммер даже сказал, что возведение стены будет означать политическое самоубийство Ульбрихта. Утром 13 августа стало ясно, что, если кто и пустил себе метафорическую пулю в лоб, то сам Диммер, отнюдь не Ульбрихт.

Само собой, в то утро Уильяму Грейверу – шефу ЦРУ в Западном Берлине – было вовсе не до советского перебежчика. Он лихорадочно пытался представить развитие событий в случае вторжения советской армии в его часть города. Грейвер потребовал планы эвакуации, но ему ответили, что в случае войны вероятный противник взял бы их в кольцо, а наличных войск НАТО не хватило бы для успешной обороны. Дэвид Корнуэлл, в то время служивший в подразделении МИ-6 в Бонне, столице ФРГ, (под именем Джона ле Карре он прославится немного позже) рассказал впоследствии, как сотрудники посольства Великобритании обсуждали план спасения, но так толком ничего и не придумали. «Куда эвакуироваться, если наступает конец света?» Подчиненные Грейвера задействовали каналы экстренной связи с агентами по ту сторону выраставшей на глазах стены. Они прощупывали настроения и в самом Западном Берлине – местных жителей злило молчание Вашингтона в ответ на такой демарш Советского Союза. Но когда паника в берлинском офисе ЦРУ стихла, Богдана Сташинского переправили из осажденного города во Франкфурт. Там он и провел под охраной американцев вторую половину августа224.