МистерУипплстоун примолк, то ли ради драматического эффекта, то ли подыскивая точныеслова – в темноте трудно было определить причину.

–Вот тогда-то я и вспомнил, – сказал он. – Словно монетка упала в автомат. Почемуэто случилось именно в ту минуту, сказать не могу, но монетка упала.

–Вы вспомнили?..

–Про Шеридана.

–Ага.

–Я вспомнил, где я его видел. Двадцать с чем-то лет назад. В Нгомбване.

Фоксс тихим шелестом выпустил из груди воздух, которого там, оказывается, скопилосьпорядочно.

–Продолжайте, – сказал Аллейн.

–Дело было в суде. В британском, разумеется, других там в то время не имелось. ИШеридан сидел на скамье подсудимых.

–Вот как!

–У него тогда было другое имя. Говорили, что он приехал с востока, из португальскихколоний. Его звали Мануэлем Гомецом. Владелец больших кофейных плантаций. Онбыл признан виновным в непредумышленном убийстве – приковал одного из своихрабочих цепью к дереву, избил и оставил умирать от гангрены – отвратительнаяистория.

Фокспощелкал языком.

–Но и это не все, дорогой мой Аллейн, поскольку обвинителем на процессе былмолодой нгомбванский прокурор, получивший, – насколько я знаю, первым из нгомбванцев,­ свой аттестат в Лондоне.

–Господи, Громобой!

–Именно так. Помнится, он с большим упорством доказывал, что убийство былоумышленным и добивался смертной казни.

–К чему его приговорили?

–Точно не помню, но по-моему он получил около пятнадцати лет. Плантации еготеперь, конечно, отошли новому правительству, но в то время поговаривали, чтоон успел припрятать целое состояние. В Португалии, я полагаю, а может быть и вЛондоне. В деталях я не уверен.

–Но в том, что это он, уверены?

–Абсолютно. И в нем, и в обвинителе. Я присутствовал на процессе, у меня сохранилсядневник, который я вел в то время, да еще альбом со множеством газетныхвырезок. Мы все сможем проверить. Однако я уверен. Когда его осветили фары, онзлобно сощурился. И пару минут спустя, у меня словно картинка вспыхнула вмозгу.

–У актеров это называется “вторая реакция”.

–Правда? – отсутствующе спросил мистер Уипплстоун и, помолчав, добавил: – Когдаогласили приговор, он закатил такую сцену, я в жизни ничего подобного не видел.Впечатление осталось очень сильное.

–Буйствовал?

–О да. Вопил. Грозился. Пришлось надеть на него наручники, но даже в них... онвел себя, как животное, – сказал мистер Уипплстоун.

–И поделом ему, – высказался вдруг Фокс, подводя итог каким-то своим мыслям.

–Вы меня не спросили, – пробормотал мистер Уипплстоун, – почему я повел себятаким образом. Последовал за вами.

–Почему?

–Я был уверен, что вы следите за “Шериданом”, поскольку думаете, как думал и я,что эти люди скорее всего встретятся, чтобы посовещаться. Либо у Кокбурн-Монфоров,либо у Санскритов. И меня мучила мысль, что Чабб тоже отправился на их сходку.Я не знал, собираетесь ли вы нарушить их уединение, но понимал, что эти новыесведения могут оказаться для вас важными. Я видел, как Чабба впустили в дом, –я пошел за ним, полагая, что вы должны быть где-то на Мьюс, и вскоре заметилвашу машину. Вот так я вас и нашел, – закончил мистер Уипплстоун.

–Вы нашли нас, а у человека, не имевшего никакого мотива, нашелся таковой, даеще, пожалуй, из первостепенных.

–Примерно это я и подумал, – сказал мистер Уипплстоун.

–Что касается мотива, – задумчиво произнес Фокс, – он теперь есть чуть ли не укаждого. У Чабба – дочь. У Санскритов – утрата собственности. У Шеридана – самипонимаете. Вот только с Кокбурн-Монфорами дело обстоит не вполне понятно.

–По словам Громобоя, Полковник разъярился, поняв, что продвижение по службе емуне светит. Он воображал себя по меньшей мере фельдмаршалом. А в итоге получилвсего лишь отставку и свободный доступ к бутылке.

–А в равной ли мере относятся эти мотивы и к послу, и к Президенту? – спросилФокс. – Как к объектам покушения, я имею в виду.

–В случае Шеридана, похоже что не в равной.

–Нет, – согласился мистер Уипплстоун. – В его случае – далеко не в равной.

Онипосидели некоторое время в молчании. В конце концов Аллейн сказал:

–Думаю, нам следует поступить следующим образом. Мы оставим вас здесь, братецФокс, вести наблюдение, которое, боюсь, окажется полностью бесполезным. Мы незнаем, к какому решению они придут в своем свинарнике, да собственно говоря, незнаем даже, что они там обсуждают. Еще одно покушение на Президента? Роспускэтого их Ку-Клус-Карпа? Догадаться все равно невозможно. Однако возможно, чтовам удастся услышать или увидеть что-нибудь интересное. Что касается вас, Сэм,то если вы в состоянии выдержать еще одну наполовину бессонную ночь, было быочень неплохо просмотреть ваши тогдашние записи.

–Разумеется. С удовольствием.

–Тогда пошли?

Онивылезли из машины, но Аллейн вдруг наклонился к ней и сказал в окошко:

–Снаскриты не проходят.

–Это вы о мотиве? – спросил Фокс.

–О нем самом. Громобой сказал мне, что они восстанавливают свой магазин вНгомбване, помните?

–О Господи, – сказал Фокс, – как же это я зевнул?

–Вот и поразмышляйте, пока сидите. В случае чего свяжитесь со мной.

Онсунул в карман портативную рацию и вместе с мистером Уипплстоуном вернулся вдом № 1 по Каприкорн-Уок.

Вприхожей на столе лежала картонная табличка с отпечатанным на ней словом“УШЕЛ”.

–Мы оставляем ее друг другу для сведения, когда уходим, – пояснил мистерУипплстоун. – Чтобы не запирать дверь на цепочку.

Онперевернул табличку другой стороной – на ней значилось: “ДОМА” – провел Аллейнав гостиную, закрыл за собой дверь и зажег свет.

–Хотите выпить? – спросил он. – Виски с содовой? Присаживайтесь. Я сейчаспринесу содовую. Секундочку.

Ион вышел с выражением юношеского оживления на лице.

Однаиз ламп освещала висящую над камином картину. Трой написала ее уже довольнодавно. Праздничный пейзаж, наполовину абстрактный. Аллейн хорошо его помнил.

–А! – сказал, возвратившись с сифоном, мистер Уипплстоун. – Любуетесь моимсокровищем? Я купил его на одной из выставок “Группы” – по-моему, вскоре послевашей женитьбы. Да выгляни же ты, наконец, Люси, ради всего святого! Так, можетбыть, нам перейти в столовую, чтобы я мог разложить мои экспонаты по столу? Носначала выпьем. Вернее, вы пейте, а я займусь поисками.