в плане общения. Но иногда кажется, что ты закрываешься. Как будто, я не знаю, считаешь себя умнее всех. Или ты выше всего этого, или тебе просто неинтересно.

– Вот как ты обо мне думаешь?

– Я хочу сказать, я имела в виду, не знаю, может, ты немного холодный и бесчувственный.

– Если честно, я не ожидал такой критики. – Меня поразило, что Реми провела достаточно времени, обдумывая мое существование, чтобы сформулировать мнение обо мне, но еще больше меня поразило, что другие, оказывается, видят во мне кого-то помимо неуверенного интроверта, который чувствует себя неуместным. Странно, подумал я, вновь ощутив, как нагрузился, что внешний мир диаметрально противоположен миру в моей голове.

– Когда я пьяная, я отличный психолог. Значит, нам с тобой надо разговаривать чаще, да?

– Ага, окей.

– Начни сейчас, открой мне душу. Тебе нравится София.

Я был такой пьяный, что даже не покраснел.

– Возможно.

– Хочешь, скажу секрет?

– Ты не обязана делиться со мной секретами. Но вообще… да.

– А это про Софию, – высоким пьяным голосом ответила Реми. – По-моему, она считает тебя симпатичным. Даже красивым.

Ее слова огорошили меня даже в теперешнем моем состоянии.

– Она сама тебе сказала?

– А ты считаешь ее красавицей. – Реми рассмеялась, отняла у меня руку. – Все так считают.

– Она и правда красавица.

Реми посмотрела на меня, осовелый взгляд ее прояснился, она потерла пальцем вздернутый нос.

– А что ты еще о ней думаешь?

Я не ответил.

Она задышала медленнее.

– А я вот кое-что думаю. Я думаю, она грустит. Не знаю почему, но это так. – Она сделала паузу. – Наверное, поэтому и почти не пьет. Одно время совсем не пила. Наверное, чтобы не терять головы. – Реми сонно моргнула, облизала губы. – Окей, что-то мне нехорошо. – Она запрокинула голову. Я проворно выхватил из-под стола мусорную корзину и отвернулся, пока Реми рвало. – Волосы подержи, – скомандовала она между рвотными позывами.

Я опустился на колени рядом с ней, взял ее волосы. Когда ей стало получше, она велела отвести ее в гостиную, но предварительно взяла с меня клятву: я никому не расскажу о том, что видел. В гостиной беззвучно шла “Игра престолов”. Дракон истреблял сотни людей, но никто не смотрел. Эван держал в руках томик Кьеркегора.

– Где ты это взял?

Книга была открыта, на титульной странице виднелись поблекшие инициалы “Л. Б.”.

Признаться, что я занимался с рабби Блумом, в моем теперешнем состоянии было все равно что признать поражение – сам не знаю, почему мне так казалось – или выдать тайну, которая однажды, быть может, мне очень пригодится.

– Нигде.

– Ясно. Ладно, чтобы ты знал, мне тоже как-то ее давали. – Он закрыл книгу, положил обратно на диван. – Передай ему, чтобы не забывал: утрата значит для развития личности больше, чем Бог.

Мне стало трудно фокусировать зрение. Ноах с Ребеккой улизнули на задний двор. Эван и Реми взяли бутылку и, как я выяснил впоследствии, заперлись в родительской ванной. Оливер с Амиром перерыли весь буфет, нашли жевательный мармелад и принялись его пожирать. Я мрачно стоял рядом с ними и гадал, как так получилось, что я живу в новом доме, в котором безумствуют пьяные чужаки.

– Гамлет! – София пощелкала пальцами у моего лица. – Все в порядке?

Я моргнул, фокусируя зрение. Сунул в рот пригоршню мармелада. Светло-синего, ярко-оранжевого.

– Разве я плохо выгляжу?

– Ты зеленый.

Я просыпал мармелад на пол.

– Пора завязывать с мармеладом.

Она вновь окинула меня взглядом. Меня вдруг ни с того ни с сего потянуло объяснить, что я представил ей неточную версию себя. Что на самом деле я не такой – вот что мне хотелось ей сказать. Я совершенно другой. Сам не знаю, что на меня нашло. Сам не понимаю, куда меня понесло.

– Ты выглядишь почти так же плохо, как тогда у Оливера.

– Неправда, – возразил я. – Просто пьяный.

– При всем уважении, позволь с тобой не согласиться.

– Как я выгляжу, когда пьяный?

– Грустный. Слезливый.

В животе моем бурлила тошнота.

– Я их не звал, – тихо признался я.

– Знаю.

Я подался к ней:

– Я рад, что ты пришла.

– Безусловно, и это знак, что тебе пора спать.

– Нет, – неразборчиво выдавил я. – На самом деле мне хочется…

Стоя на четвереньках, я изрыгал разноцветный поток. Эван хохотал, Оливер записывал видео на айфон, щеки мои липли к мокрым плиткам пола. Реми в знак солидарности держала меня за руку, потом я очутился в кровати, потолок завертелся, свет погас, голос Софии то звучал громче, то затихал.

* * *

Проснулся я почти в два, солнце било в окно, резало глаза. Я лежал на нетронутой простыне, полуодетый, чувствуя, как голова наливается нестерпимой болью; из мусорной корзины разило. Я умылся, переоделся, вышел на кухню и, к своему изумлению, увидел Софию, она пила кофе и читала “Болезнь к смерти”.

– Какая же тягомотина, – сказала она, не поднимая глаза. – Спасибо, что бросил меня на все утро с таким нудным чтивом.

Я сел рядом с нею, силясь понять, что она до сих пор делает в моем доме. Сердце мое заколотилось от надежды. Быть может, она вернулась утром проверить, как я тут? Или вообще не…

– Чтоб ты знал, я спала в гостиной. – София явно заметила мое смятение. – С Реми.

– Реми здесь?

Я заглянул в гостиную. Реми растянулась на диване, белокурые волосы закрывали ее лицо.

– Она была еще хуже тебя, – пояснила София. – Надо было или оставить ее валяться здесь, или тащить к Ноаху.

– Я был настолько… буйный?

– Ты выблевал дикое количество мармелада.

– Фу.

– И я вынуждена была раздеть тебя. Выбора не было. Ну, чтобы уложить тебя спать.

Я лихорадочно заморгал и отчаянно побагровел.

– Расслабься. Все было благопристойно.

Я обвел глазами кухню. Мне смутно помнилось, что Оливер написал свое имя кетчупом на столе, но сейчас на столе не было ни пятнышка, а в кухне – ни бутылок, ни беспорядка.

– Ты все убрала?

– А что мне еще оставалось? Любоваться на эту мерзость?

– Спасибо, – прохрипел я.

– С тебя причитается. – Она встала, чтобы приготовить еще кофе. – Видел бы ты этот ужас. Я нашла авокадо в раковине в ванной.

– Авокадо?

– На твоем месте перед приездом родителей я бы проверила и перепроверила весь дом. Обязательно убедись, что овощи не плавают где не надо. – Она протянула мне кофе. – Как ты себя чувствуешь?

– Как большой дурак, – признался я.

– Кажется, я и раньше это говорила, но ты не обязан идти у них на поводу.

Я поспешно отхлебнул кофе, и он обжег мне язык.

– Родители меня убьют.

– Жить будешь, они ничего не узнают. Я убрала все дочиста. – Она