Правда, когда я проснулась, Паши поблизости не было. И хорошо — утром всё виделось несколько иначе…

Павел

Утром он ожидал чего угодно — от требования немедленно покинуть помещение до поведения в стиле «это ничего не значит». Единственное, чего он никак не ожидал — что Динь, войдя на кухню, где Павел готовил себе быстрый бутерброд перед тем, как умчаться на работу, скажет:

— Послушай, насчёт того, что было… Я сейчас не готова к тому, чтобы принимать твои объяснения, опасаюсь слишком разнервничаться. Давай ты всё объяснишь мне потом, после родов?

— Конечно, — он кивнул, с удивлением глядя на серьёзную Динь. — Я так и хотел. Я всё понимаю.

— А я вот ничего не понимаю, если честно, — она печально улыбнулась, но глаз не отводила. — Ладно, это сейчас не важно. Мне завтра нужно съездить в роддом к Наталье Вячеславовне, ты как? Или лучше послезавтра?

— А ты можешь перенести? Завтра у меня ещё один рабочий день.

— Могу, — кивнула жена, и на этом диалог завершился, оставив Павла с ощущением недосказанности. Ему, с одной стороны, уже хотелось всё прояснить, рассказать Динь о случившемся три года назад, объяснить… А с другой…

Он был уверен — она поймёт. Но это не значит, что захочет простить и принять обратно. Сейчас-то она принимает его, но только потому что беременная и не хочет скандалить. А потом? Заслуживает ли он, трус и предатель, второго шанса?..

Через два дня они с Динь ездили в роддом, договаривались с акушером-гинекологом, к которому жену направила Ирина Сергеевна — и та оказалась солидарна с Игорем Евгеньевичем, посмотрев последний протокол УЗИ и заявив, что да — до 40 недели дотянуть будет сложно.

— Это не страшно, у вас уже тридцать четвёртая, — говорила высокая полная женщина в очках и с серьёзным взглядом. — Главное — не пропустить нужный момент. Звоните, если вдруг ребёнок станет меньше или, наоборот, больше активничать, если почувствуете себя плохо, давление поднимется или ещё что-то.

Удивительно, но Динь восприняла все эти новости абсолютно спокойно, не побледнела даже. И Павел, осторожно поинтересовавшись, отчего так, увидел её лёгкую улыбку.

— Ну, врач же сказала — уже тридцать четвёртая неделя и самое главное — не упустить момент. Я верю, что не упустим. За столько лет, мне кажется, я уже научилась не упускать нужных моментов. И потом… знаешь, в меня же верит целая куча народу. Ты, Игорь Евгеньевич, Ирина Сергеевна, теперь вот Наталья Вячеславовна ещё. Было бы несправедливо, если бы я в ответ не верила…

— Наши мамы тоже в тебя верят, — сказал вдруг Павел, сам не зная, откуда к нему пришла эта мысль, и сжал руку Динь. — Они не допустят, чтобы случилось плохое.

— Да, — ответила она сдавленным голосом. — Я знаю.

Ещё через неделю, вернувшись поздно вечером домой после двенадцатичасовой смены, Павел застал Динь лежащей на диване — лицо её было каким-то красным, словно она долго бегала, и дышала жена тоже странно, тяжело.

— Динь? — Павел метнулся к ней, и она поморщилась, кивнув на тонометр.

— Сто сорок на девяносто, Паш.

От волнения у него волосы дыбом встали.

— Ты звонила Наталье Вячеславовне? — выдохнул Павел, присаживаясь рядом с женой. Сжал ладонь в порыве поддержать, и даже не обратил внимания, когда Динь непроизвольно ответила на этот жест.

— Звонила. Она сказала, вызывать скорую, они отвезут меня в роддом. Её как раз ближайший, так что к ней и попаду, она сегодня дежурит. Повезло. Скорую я, кстати, уже вызвала, но ты успел раньше. Тоже повезло…

Сумка для роддома стояла у Динь в шкафу давно, точнее, даже две сумки. Одна — с вещами для ребёнка, другая — с вещами только для неё, на случай, если положат на сохранение. А госпитализации на этот раз было на избежать — к моменту приезда скорой давление у Динь скакнуло аж до ста семидесяти. Выше ста двадцати у неё сроду не бывало, поэтому чувствовала она себя очень плохо, и Павел изволновался, глядя на то, как врач что-то вводит жене в вену.

— Лежите, сейчас будет ощущение жара в разных частях тела, это нормально, — говорила фельдшер. — Давление пойдёт вниз, поэтому и голова может кружиться. В роддом едем?

— Конечно, — выдохнула Динь и посмотрела на Павла. И от её взгляда, наполненного страхом и тоской, у него сильно и резко забилось сердце, зашумело в ушах. Так захотелось подойти, обнять, уверить, что всё обязательно получится. Уже почти получилось, осталось потерпеть совсем немного!

— Это правильно, с преэклампсией обязательно нужно госпитализироваться, — кивнула врач. — Сумка собрана? Обменная карта с собой?

— Да, всё есть.

Минут через пятнадцать фельдшер, оформив госпитализацию, оставила их вдвоём, чтобы Динь окончательно собралась, и сказала, что подождёт внизу возле машины. Сразу, как за ней закрылась дверь, Павел сел рядом с женой на диван, вновь сжал руку, погладил нервно дрожащие пальцы, а потом наклонился и мягко поцеловал нежные губы, надеясь, что Динь не станет отталкивать его сейчас.

Не оттолкнула. Наоборот, ответила, но вздрогнула точно не от желания.

— Всё будет хорошо, — произнёс Павел тихо, взяв в ладони лицо Динь. Он старался, чтобы его голос звучал уверенно и убеждённо. — Ты же чувствуешь её? Она пинается?

— Да, — выдохнула Динь, улыбнувшись, и на её глазах появились слёзы. — Чувствую…

— Ну вот. Пожалуйста, постарайся успокоиться. Ты уже столько всего пережила, любимая моя фея, ещё капелька осталась. Совсем немного — и мы… ты увидишь свою девочку, Динь.

— Спасибо, — сказала она чуть дрожащим голосом. — Что бы я делала без тебя, Паш…

Уже перед уходом, когда Павел помогал Динь обуваться, она неожиданно спросила, глядя не на него, а куда-то в сторону:

— А ты любил мать Сони?

Павел на мгновение замер, не сразу поняв, о ком она спрашивает. А затем, вздохнув, застегнул последний ремешок на сандалиях Динь и, выпрямившись, ответил, серьёзно глядя жене в глаза:

— Нет. Я никого и никогда не любил, кроме тебя.

«Тогда почему?» — спрашивали глаза Динь, но губы её молчали.

— Пойдём, — вздохнула она в конце концов, разворачиваясь к входной двери.

18

Дина

В отделении патологии беременности я провела пять дней. Кесарево сечение мне делать не стали из-за того, что угрозы жизни для ребёнка не было, однако без таблеток или капельниц давление в норме у меня уже совершенно не держалось, а сразу подскакивало до неба.

Дни в роддоме были по-настоящему мучительными, и по мучительности они могли поспорить с предыдущими госпитализациями, когда мне делали различные гинекологические