Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты согласна?
Я была очень не согласна. Я была дома в тепле и размышляла о мироздании. О человечестве. И почти пришла к выводу, что пик в эволюции уже позади и мы деградируем как вид. Особенно один тип, который никак не желал обращать на меня внимание.
– Я не смогу оставаться в их квартире один! Неужели ты меня бросишь в такой момент? – Арсений взывал к моей порядочности.
– Хорошо. А пожрать у тебя есть? – Размышления о высоких материях разжигают аппетит.
Когда Арсений подходил к дому родителей, его ждала новая неприятность. Там, где отец всегда ставил машину, на ЕГО месте стояла чужая красная «Тойота». В вырытой в сугробе норе. Вспомнилось, как злился отец, когда кто-то смел занять его место. Мать тоже здорово орала, даже материлась и толкала незаконно припаркованную машину в бок, чтобы включилась сигнализация и владелец выскочил на улицу. А теперь «Тойота» нагло угнездилась на отцовском месте и выглядела страшно довольной.
Совет
Если вы стали все забывать, срочно восстанавливайте память очень простым и проверенным способом. Каждый день перед сном заучивайте хоть одно четверостишие.
– Ты идиот.
Сытая, но жутко недовольная, я сидела в комнате Арсения и старалась не бояться.
Никто не знает, почему квартира, хозяева которой умерли внезапно и неправильно, обладает такой долгоиграющей неприятной атмосферой. И пыль эта повсюду. И запах нежилой. На кухне пустая чашка с высохшей плесневелой заваркой.
– Ну да, я идиот. И теперь я боюсь к ней возвращаться.
– И кретин в придачу. Она не станет тебя убивать. Просто поругает. А потом объяснит, что ты неправильно сделал.
– Ты уверена?
– А то. Твоя бабка готовит тебя к чему-то важному. Какой смысл из-за пустяковой ошибки отказываться от замысла?
Я специально сказала «пустяковой», чтобы он вспылил и занялся самобичеванием. Мне нужно было подумать, пока он разоряется и стучит себя пяткой в грудь.
– Ну что, оторался?
Арсений притих. Теперь можно было начинать выуживать информацию. И он как миленький выдал мне пару бабкиных методов. От которых у меня захватило дух.
– Ни фига себе! А я думала, это делается совсем по-другому!
Теперь он занервничал. Вскочил с кровати и заметался по комнате.
– Так купиться на сочувствие! Это подло с твоей стороны!
– Ничего подлого. Я же не собираюсь применять ее приемчики на практике. Особенно после твоего рассказа. Мне это надо? Не надо. Это никому не надо. Кроме садюг и маньяков. Ну и еще тех, кто снимает видео про всякую жесть.
– Там были и такие – снимали. Я видел. Вот уроды.
– Точно. А я не уродка. И ты не урод. Ты переживаешь… Я думаю, надо было как-то иначе действовать, – заметила я.
– А как? Она хотела успеть на автобус. Она старая и больная. Максимальная скорость старушки не сорок кэмэ в час. Значит, надо притормозить автобус. Водитель притормозил, но как я мог предположить, что у нее на одном штиблете подошва дерьмовая?
– Но были и другие варианты, – многозначительно промолвила я.
– Какие?
– Самое простое – чтобы она включила мозг и расхотела гоняться за автобусом.
Арсения такой подход удивил. По лицу было заметно, как он борется с желанием поспорить. Понимает мою правоту. Не знает чем парировать.
– А со второй? – с вызовом спросил он.
– По той же схеме. Они хотели ненужного. Неважного. Бессмысленного. Хотя им и казалось, что важнее ничего нет на свете.
Арсений сник. Чтобы я не видела его лица, ушел в ванную и включил воду. Мыться, что ли, надумал?
Через десять минут одиночества ко мне снова подобрался страх. Тихо. Пустота соседней комнаты, в которой, словно сто лет назад, жили родители Арсения, ощущалась как черная жадная и внимательная дыра. В которую затягивало мою смелость.
Я знаю – они не могут быть здесь. Они, если и остались, то там, на шоссе. Даже не они – а отпечаток эмоций и несбывшихся надежд. Но что я знаю наверняка? Только то, что человек не умирает совсем. Бабка мне это давно доказала.
Чтоб вытеснить пугающую внутреннюю пустоту, я позволила мыслям посуетиться.
Про смерть можно сказать: «Как поработал, так и поел».
Кто смог сформировать личность – тому повезло. Остальные… не хочу про них думать. Буду думать о другом. Сексуален Арсений или нет? Скорее – нет, чем да. А я сексуальна? Когда захочу – да. Кто из моих знакомых обладает сексуальностью? Мало таких. Это хорошо. Много не надо.
Я тут сижу одна-одинешенька, а Арсений спрятался, гад. Разве мужчины так поступают? Хотя фиг знает, как обычно поступают мужчины, убившие пару старушек.
Тишина квартиры меня доконала, но бояться дальше было глупо. Мне выпал такой шанс, а я сейчас его упущу. Нет уж! Пока Арсений в душевном смятении – надо пользоваться. Тут все средства хороши. Тем более, я уже знаю, как это все происходит. Ничего противного. Главное знать – зачем.
Когда Арсений вошел в комнату, я была само воплощение несчастности. Как котенок, которого нужно срочно пожалеть. Арсений легко поверил. Ему было приятно чувствовать себя взрослым, защитником, мужчиной. Он и стал мужчиной. И мне ни разу не стыдно за свое поведение. Это должно было произойти, раньше или позднее. Без этого никак.
Теперь нас трое – бабка, Арсений и я. Мы связаны. Я это чувствую. Я на сто процентов в этом уверена. Мы и раньше были связаны. Но то, что случилось сейчас, скрепило наши отношения как печать.
– И как мы теперь будем жить? – горячо прошептал Арсений мне на ухо.
– Как раньше. Учеба почти закончилась. Немного помучаемся и снова – лето. Ты станешь впитывать бабкины знания. Я – гулять, где хочется. Иногда мы будем встречаться. И заниматься любовью. Поступлю в институт. А ты… кто знает, чем ты займешься.
Я не видела его лица, но чувствовала, как он покраснел.
– Ты так легко про все это говоришь?
– А как надо про это говорить? С надрывом? Рыдать о потерянной невинности?
– Перестань!
– Это ты перестань! Только не делай вид, что ты в меня влюблен. Я бы заметила. Но сексом с тобой заниматься очень даже ничего.
Он молчал. И еле слышно скрипел зубами. Я начала считать. До двадцати.
– Мне будет приятно, если мы не расстанемся насовсем. Мы так давно знакомы и все такое…
– Ты дура или прикидываешься? – сдержанно поинтересовался Арсений.
– Ты меня любишь? – требовательно спросила я.
– Ну…
– Нет. Не любишь. Но мы все равно очень близкие люди, правда?