«Марсельезу» французы стащили у какого-то, помнится, итальянского композитора. Да полно таких случаев! Всем можно, а Дунаевскому нельзя?..

А смотрели, между прочим, «Горячие денечки» режиссеров Зархи и Хейфица — о танковых учениях в провинциальном городке. Вокруг танков в последнее время шло много споров, насколько они будут эффективны в возможной грядущей войне. Т-26, постоянно совершенствуя, поставили на конвейер. А тут эта проклятая мексиканская «Аделита».

Ворошилову фильм не понравился:

— Вопиющие дураки какие-то показаны! В Красной армии таких нет. Кто из военных организаций дал разрешение на такую постановку и такую трактовку?

— Военную сторону консультировал комкор Чайковский, — глухо ответил Борис Захарович.

— Отныне я сам буду контролировать все кино про армию. Черт-те что наснимали.

— Да ладно тебе, Клим, — возразил главный зритель. — Не бубни. Хорошая фильма. На кинофестивале ее показывали, и все были довольны.

— Да мещанство отовсюду из этой хорошей фильмы лезет! В армии такое смотреть не станут.

— Немного есть, это мы учтем, — засмеялся Сталин. — Но в целом фильма хорошая, и в армии тоже станут смотреть. Жаль только, что показаны танки БТ, а мы сейчас Т-26 вовсю запустили. А вы, товарищ Шумяцкий, добавьте в наш реестр хороших актеров этого, который играет Белоконя.

— Николай Симонов, товарищ Сталин, — отозвался Шумяцкий, приободрившись. — Он в «Чапаеве» Жихарева играл. Его Петров даже наметил на роль Петра Первого.

— Петра? А что, может быть. Хороший актер. Теперь этот, который Лошак. Больше всех запоминается.

— Николай Черкасов. Тоже, как и Симонов, в Ленинграде в театре Пушкина играет. Многоплановый актер. Вы бы видели, какой он Дон Кихот!

— Дон Кихот? — удивленно вскинул брови главный зритель. — А мне показалось, он только для комедийных ролей годится.

— Что вы! Удивительно разноплановый артист. В «Ревизоре» он Осип, в «Борисе Годунове» Варлаам. Петров и его собирается в «Петре Первом» задействовать. В роли царевича Алексея.

— Разве Дон Кихот не комедийная роль? — фыркнул нарком обороны.

— Нет, Дон Кихот и комичен, и трагичен, и прекрасен одновременно, в том и суть величия книги Сервантеса, — глубокомысленно произнес Иосиф Виссарионович. — А царевича Алексея я вдруг хорошо увидел в исполнении этого Черкасова. И жалок, и смешон, и трагичен. — Он посмотрел на валяющуюся «Литературку» и пнул ее ногой. — Только у нас началось становление великого советского кино, так на тебе. Кстати, что там Эйзенштейн?

— Вчера была читка сценария Ржешевского в Малом Козихинском, — отрапортовал Шумяцкий. — Я присутствовал. Фильма на основе истории Павлика Морозова. Вроде неплохо.

— Как называется?

— «Бежин луг».

— При чем же тут Тургенев?

— А пес его знает! Зачем-то сделано, что все происходит на том самом Бежином лугу, описанном Тургеневым.

Скандал, заново раздутый Безыменским, стал разгораться, в Управлении охраны авторских прав даже закрыли финансовые счета Дунаевского и Александрова. Следом за «Литературной газетой» выступили даже «Известия». Пришлось лично вмешаться, пока еще и американцы не влезли в эту дурацкую бурю в стакане воды. Надавали по шапке заведующему Отделом печати ЦК Мехлису. Когда-то он состоял в Красной армии политработником, потом в двадцатые служил у Сталина секретарем.

— Товарищ Мехлис, тебе что, слишком хорошо живется? — спросил его теперь Сталин. — Заскучал по армейской жизни?

Тотчас же газета «Кино» напечатала статью с грозным окриком: «Известия» и «Литературная газета» взяли вредительский курс на дискредитацию нового советского кинематографа. А затем, поджав хвостики, обе — и «Литературка», и «Известия» — опубликовали заключение экспертной комиссии: в музыке марша из фильма «Веселые ребята» и в музыке марша из фильма «Вива Вилья!» имеет место использование одного и того же народного мексиканского мелодического оборота, тематически преобразованного, в результате мы имеем два самостоятельных, оригинальных произведения, а потому в данном случае не может быть речи о плагиате.

Вдруг выскочил Бухарин с записками против Шумяцкого, мол, газеты, критикующие Главное управление по кинематографии, подверглись травле, им зажимают рот, не позволяют высказываться свободно. Сталин ответил коротко:

— Уймись!

Тот пошумел и унялся. Но от скандала вокруг «Аделиты» осадок остался. Ведь Дунаевский и Александров действительно украли мелодию, никак не обозначив, что она создана на основе мексиканской песни. Конечно, иначе Дуня получил бы чуть меньше деньжат. И, когда Шумяцкий принес на подпись Сталину список кинематографистов, которым государство хочет в честь юбилея «Совкино» еще и по автомобилю подарить, тот раздраженно вычеркнул красным карандашом две фамилии. Хотя бы так наказать прохиндеев!

Тот же красный карандаш и те же две фамилии повстречались вскоре и в другом списке: «Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о командировании в США, Германию и Францию группы советских кинематографистов сроком на три месяца для освоения опыта новейшей кинотехники. В состав группы под руководством Б. З. Шумяцкого разрешено включить: Г. В. Александрова, Г. Н. Васильева, С. Д. Васильева, Е. М. Голдовского, И. О. Дунаевского, А. И. Набокова, В. С. Нильсена, Л. З. Трауберга, Б. М. Хенкина, А. Ф. Шорина, Ф. М. Эрмлера».

Пока все невычеркнутые собирали чемоданы, на Ближней даче май распускал листочки на молоденьких деревцах, посаженных вокруг дома, и они, качаясь на ветру, шептали: вы думаете, мы малыши? Нет, мы уже большие, зеленые, а вырастем еще больше, вы за нами дом не увидите. И каждому он тайно присваивал имя того, кто деревце лично высаживал: Иосиф, Артем, Василий, Светлана, Николай, Александр, Зинаида, Юрий, Сергей, Климент, Голда, Вячеслав, Полина, Андрей, Нестор, Лаврентий, Михаил, Екатерина, Георгий, Валерия, Анастас, Ашхен, Лазарь, Мария, Майя… Каждый, кто приезжал по весне, получал лопату и саженец.

В том же мае впервые зазвучал его голос в кино. Москва стала девятой в списке, вслед за Лондоном, Нью-Йорком, Чикаго, Будапештом, Глазго, Парижем, Берлином и Гамбургом, и первой звуковой съемкой Сталина стало его выступление в Колонном зале Дома Союзов на торжественном заседании в честь запуска московского метро. Когда оператор Корнман, значившийся в титрах как Роман Кармен, дал ему отмашку, он нарочно произнес примерно ту же фразу, что прозвучала в первом звуковом фильме «Певец джаза»: «Подождите минуточку, подождите минуточку, вы еще ничего не слышали!» В обычном своем кителе он вышел на трибуну, зал бурно зааплодировал при виде вождя, и тот заговорил:

— Подождите, товарищи, рукоплескать. Вы еще не знаете, что я скажу. Партия и правительство наградили за успешное строительство московского метрополитена: одних — орденом Ленина, других — орденом Красной Звезды, третьих — орденом Трудового Красного Знамени, четвертых — грамотами Центрального исполнительного комитета Союза ССР. Но вот вопрос: а как быть с остальными? Как быть с теми товарищами, которые работали не хуже, чем награжденные, которые не жалели ни своей крови, ни труда? Мы вот из президиума глядим на вас: рожи не у всех одинаковые…

Все засмеялись, захлопали. Он тоже смеялся, смущенный своей собственной смелостью — сказать такое: «рожи»!

— Одни из вас будто бы рады, — продолжил