– Конечно, нет! Неделю назад на вернисаже в Музее искусств, – помните, вы были там с отцом?

– Мы одолжили музею нашего Рубенса, – сказала она. – Это самая дорогая вещь, которая у нас есть. Можно сказать, все богатство семьи.

– Да, я с тех пор многое о вас узнал. И о вашем отце. О теплицах, о свиноферме… Неужели вас устраивает такая жизнь?

– Я не знаю другой.

Вот и началось то, чего она ожидала с тех пор, как ей сообщили, где пройдет «собеседование». Он опустился на диван рядом с ней, обнял ее за плечи. Она не сопротивлялась: удивительно, но ей даже не было неприятно.

– Вы, может быть, не знаете другой жизни, но вы ее заслуживаете, – сказал Хаммер, притянул ее к себе и поцеловал в губы.

У него был совсем не противный мужской запах – дорогие сигары и какие-то специи, – а поцелуй вышел неожиданно нежным. Она закрыла глаза. Когда он встал и потянул ее за руку в спальню, она пошла за ним охотно, уже немного влажная, готовая покоряться. Что греха таить, ей всегда нравились старшие, властные мужчины – может быть, поэтому она недолго пробыла замужем за ровесником, не завела детей: все, с кем ей хотелось быть рядом, оказывались женаты. Как, естественно, и этот богач – коллекционер. Она слышала, что он построил свой нефтяной бизнес на деньги жены, да и картины они покупают вместе. Фрэнсис Хаммер и сама художница; он, говорят, любит выдавать ее копии за оригиналы и смеяться над «экспертами», попадающимися на его удочку. Но с ним она не чувствовала ни стыда, ни неудобства – все произошло естественно и без напряжения.

Он медленно раздел ее – да, ей тоже так нравилось, и она помогала ему расстегивать пуговицы на жилете. Когда они забрались под простыню, он уже учащенно дышал. Она легла на бок спиной к нему: лучше было сразу предложить свои условия – ей не хотелось, чтобы он оказался сверху. Все-таки лишний вес имеет свои недостатки.

Она не сомневалась, что потом он сразу встанет и схватится за телефонную трубку: все мужчины, которые ей нравились, делали так. Сама она осталась в постели, вытянула из сумочки сигареты, закурила. Из соседней комнаты было слышно, как он обсуждает какую-то поездку, кажется, в Ливию. Телефонный разговор сменился звуком льющейся воды. Вернулся он в халате, держа в руке красный кожаный футляр.

– Мне сейчас надо будет уехать, – сказал он, – и нет времени рассказать тебе про эту штуковину. Расскажу в следующий раз.

«Он не сомневается, что следующий раз будет, – подумала она. – Впрочем, я тоже не сомневаюсь».

– Открой, посмотри. Это на самом деле не подарок – возвращаю тебе то, что могло бы стать твоим по наследству.

Наталья Романова подняла крышку футляра, и у нее перехватило дыхание. Она хорошо помнила, как трудно было отцу расстаться с «Георгиевским» яйцом, как берег он второе, оставшееся у него, – «Розово – лиловое». Князь Василий много раз рассказывал ей историю яиц, не забывая упомянуть о большевистских грабителях и налетчиках, у которых нувориши не стесняются покупать семейные реликвии Романовых.

«Эти люди не понимают, Наташа, что мы не только императорский дом, но и семья», – говорил князь дочери. Теперь ей вспомнилось, как Хаммер деликатно поправился – не сказал, что вел торговлю «сокровищами Романовых», нашел подходящий эвфемизм.

Яйцо «Несессер» покоилось перед ней на тумбочке. Она взяла его в руки, раскрыла, стала выдвигать ящички. Хаммер улыбнулся: его новая любовница, княгиня царской крови, в чем-то еще ребенок.

– Мой юрист пришлет тебе контракт по почте, – заговорил Арманд уже деловым тоном, словно великолепно сшитый костюм, в который он сейчас облачался, не допускал иных интонаций. – Я надеюсь, ты сможешь приступить к работе сразу, как только его подпишешь. Собираться можешь не спеша, а мне пора бежать. Рад, что тебе нравится яичко.

Княгиня Наталья Васильевна впервые улыбнулась ему. «Жизнь, которой я заслуживаю», – подумала она не без иронии.

– Мне не нужен контракт, чтобы встречаться с тобой, – сказала она ему вслед.

Хаммер вернулся в спальню, сел рядом с ней на кровать, – видимо, она нашла слова, способные заставить его опоздать на встречу.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он уже намного мягче. – Контракт нужен, чтобы ты могла быть рядом. Путешествовать со мной… не вызывая подозрений. Просто для удобства. И мне придется платить тебе довольно большую зарплату. Твои предшественники – искусствоведы, хоть и хихикали у меня за спиной, были на редкость алчные людишки. Если ты не станешь меня обирать, как они, пойдут разговоры. Фрэнсис…

«Жену можно было бы и не упоминать», – подумала она с неудовольствием, снова закуривая.

– Я вовсе не пытаюсь тебя купить, – подытожил Хаммер. – Знаешь, почти сорок лет назад я хотел вернуть вот это самое яйцо великой княгине Ольге. Кем ты ей приходишься, внучатой племянницей? – Наталья кивнула. – Я даже специально поехал в Данию. Нашел ее на ферме. Знаешь, они с мужем тоже разводили свиней, как твой отец. Я даже начинаю думать, что у Романовых такая… карма, как сказали бы на Востоке. Так вот, Ольга отказалась принять яйцо. Сказала, что оно побывало в слишком грязных лапах, так что ей будет неприятно видеть его в своем доме. В общем, я кое-что знаю о твоей семье. Поверь, я уважаю твои корни.

– Надеюсь, ты не в такой ситуации предлагал яйцо бабушке Ольге, – сказала она озорно, придвигаясь к нему.

– Сколько, по-твоему, мне лет? – рассмеялся он и провел рукой по ее гладкой смуглой щеке. – Вот, уже опоздал… Я никогда так не делаю. Пожалуйста, подпиши контракт, так нужно.

Она кивнула, и Хаммер вышел из номера, улыбаясь. Он выполнил, наконец, обещание, данное много лет назад Штарку, хотя ювелир вполне удовлетворился и написанным по старым русским правилам отказом великой княгини Ольги: «Предъявитель сего предложил вернуть мне золотое яйцо – несессер работы Фаберже, принадлежавшее моей матушке, Ее Императорскому Величеству Марии Федоровне. Настоящим свидетельствую мой добровольный отказ. Против судьбы не пойдешь. О. Куликовская, Баллеруп, 30 августа 1932 года».

Вслед за распиской вспомнился Арманду один давнишний разговор с хитрым лисом Анастасом Микояном. «Сейчас мы передаем ценности вам, – сказал тогда народный комиссар. – Но это только временно. Революция не закончилась, и когда-нибудь они снова станут нашими».

«Для кого ты это говорил, Анастас? – думал Хаммер. – Тебя что, подслушивали? Или ты действительно верил в эту ерунду? В мире, Анастас, все время что-то меняется, но не так сильно, как вам, большевикам, когда-то хотелось. А теперь вам даже не хочется».

На десятом этаже княгиня, как ей и было предложено, неторопливо одевалась. Выглянув в окно, она увидела, как отъезжает от гостиницы черный лимузин. «Он даже не знает, когда православная Пасха», – подумалось ей вдруг.

Сан – Франциско, 31 марта 2013 года

– Вот этот дом? – Человек, назвавшийся Гусманом, положил руку на плечо водителю, и тот остановил машину прямо напротив входа. Гусман явно не ждал никаких проблем от обитателей обычного для этих мест приплюснутого белого строения.