Контрерас сделал гораздо больше, чем Иван от него ожидал.

– Я даже не думал, что соседу так нравятся мои работы, – сказал скульптор, когда Иван позвонил ему в назначенное время. Не без ложной скромности, показалось Штарку: не говорил ли он только позавчера, что у соседа на лужайке красуется солнечный идол работы Контрераса?

– Твой друг согласился помочь? – Иван даже задержал дыхание.

– Никакой он мне не друг. Просто сосед. Ты уже в Калифорнии?

– Да.

– Как с тобой можно связаться?

Иван назвал телефон «Шератона» на Фишермэнс Уорф.

– Хорошо. Рейеса нашли в Тихуане. Тебе повезло – сосед сказал, что он как раз недавно отправил четырех парней на север урегулировать один вопрос, и они еще не успели вернуться. Попробуют выяснить у сеньора Эдуардо, где твой друг.

– Виктор, я не просил ни о чем подобном! – Иван залился краской. Затевать бандитскую разборку у него уж точно не было никакого желания. – Рейеса что, станут допрашивать с пристрастием? И вы теперь окажетесь в долгу у этого вашего соседа?

– Я попросил без насилия; он обещал, что обойдутся, если не будет крайней необходимости. А в долгу я не останусь. Мы договорились, что я сделаю его бюст. У него очень интересная голова. Такой… я бы сказал, ярко выраженной яйцевидной формы. Совпадение, а?

Через несколько часов Контрерас позвонил в гостиницу и сказал, что Рейеса везут в Сан – Франциско.

– Кажется, у него мало что удалось выяснить, – расстроенно сказал скульптор, явно уже вошедший в азарт. – Решили, что будет лучше, если ты сам его расспросишь.

Теперь Иван уселся в оранжевое кресло напротив Эдуардо. Черноусый спутник бывшего менеджера с интересом разглядывал Ивана: что это за человек, ради которого шеф заставил его катать какого-то старого пердуна по всей Калифорнии?

– Сеньор Рейес, – сказал Штарк. – На самом деле я не просил, чтобы вас доставляли сюда. Простите, мне правда очень жаль. Надеюсь, с вами хорошо обращались.

Черноусый перевел взгляд на Эдуардо.

– Жаловаться не на что, – пожал плечами Рейес.

– Как мне вас называть, сеньор? – спросил у черноусого Иван.

– Гусман, – коротко представился тот.

– Сеньор Гусман, вы позволите мне поговорить с сеньором Рейесом наедине? Думаю, так ему будет немного спокойнее.

– Я буду снаружи, – сказал Гусман скорее Эдуардо, чем Штарку. Он подошел к стойке, принял из рук бармена свой эспрессо и неспешно удалился с чашечкой в руке.

– Я ищу моего друга Тома Молинари, Эдуардо, – сказал Штарк. – Если вы знаете, где он, скажите, пока я не опоздал.

– У вас серьезные друзья, – сказал Рейес. – Молинари спас мне жизнь. А Гусман, я думал, убьет меня. Может быть, еще и убьет.

– Вам нечего опасаться меня. И Гусмана тоже. Его… босс, шеф, хозяин, я не знаю… просто помогает мне по просьбе общего друга.

– Вот я и говорю, у вас серьезные друзья.

– Вы сказали, Том спас вам жизнь. Как это было?

Эдуардо без лишних слов описал страшную ночь после убийства «сеньоры».

– Я оставил его у друзей Чуко в Модесто, – закончил он. – Они перебинтовали ему рану, и все было хорошо. Я уехал в Тихуану, у меня там сестра, мать Чуко. Не хотел, чтобы она узнала от кого-то другого, что он умер. А сегодня ребята сказали Гусману, что отдали вашего друга каким-то русским.

Эдуардо замолчал. Он вспомнил, как парень из Морелоса сунул в карман использованные перчатки, и только сейчас до конца осознал, чем закончился недолгий разговор в доме, где держали Молинари.

– Что же мы теперь будем делать, сеньор Рейес? – спросил Штарк. – Ведь ваши друзья, конечно, не взяли у тех русских адрес, куда они повезли Тома.

– Если и взяли, теперь уже не смогут рассказать.

Теперь и Штарку стало ясно, какой дорогой к нему везли Эдуардо. Он похолодел, представив себе сцену в Модесто.

– Гусман? – спросил Штарк. Рейес кивнул.

– Я даже не представляю, что теперь делать, – сказал Штарк тихо, почти про себя.

Эдуардо молча смотрел на носки своих ботинок, потом на сложенные на столе руки и невыпитый кофе. Наконец решился и поднял взгляд на Штарка.

– Молинари сказал мне, что вы ищете яйца Фаберже.

– Искали. Теперь больше не ищем – важнее всем остаться в живых.

– Люди, которые убили сеньору, тоже искали яйца.

– Я знаю.

– Вы знаете, как с ними связаться?

– Это будет нетрудно, – сказал Штарк. – К чему вы клоните, Эдуардо?

– Как вы считаете, они согласятся обменять Молинари на яйцо?

В этот момент Штарк понял, что ему еще предстоит придумать, как адекватно отблагодарить Контрераса.

– У вас есть яйцо Фаберже, Эдуардо?

К чаю Иван так и не притронулся, как и Рейес – к своему кофе. Бармен поглядывал на них с явным неудовольствием. Обычно Штарку стало бы от этого неудобно, но сейчас он сжал кулаки в ожидании ответа; для него существовало только невозмутимое коричневое лицо напротив.

– Не у меня, – сказал Рейес. – У сеньоры.

Штарк сник.

– Эти ребята забрали его, Эдуардо, когда убили княгиню Наталью.

– Я говорю не о том яйце, которое было у нее дома. Второе в банке. «Фармерс энд Мерчантс», в Терлоке. Сеньора не складывала все яйца в одну корзину.

Если это и была шутка, Эдуардо не улыбнулся. А Штарк и без всяких каламбуров сиял.

– У меня есть доступ к ячейке, – сказал Рейес. – Сеньора мне доверяла. Я думаю, она согласилась бы отдать яйцо. Молинари жалел, что не смог ее спасти.

– Я этого не забуду, Эдуардо, – сказал Штарк. – Думаю, и Том будет вашим должником на всю жизнь. Если поедем прямо сейчас, можем успеть до закрытия банка.

– Сегодня воскресенье, – сказал Рейес. – Банк не работает.

Иван осознал, что давно не следит за днями недели. В нынешней его жизни они оказались совершенно не важны. Хорошо: если не сегодня в банк, можно попытаться выйти на связь с Фалиным и предложить ему обмен.

– И кстати, – продолжал бывший менеджер. – Едва ли нам надо ехать вдвоем. С Гусманом, по-моему, безопаснее. Если будет обмен. Только мы все не поместимся в машине.

Эдуардо был прав: «научно – исследовательский институт» Юрия Геннадьевича Фалина, обнаружив очередное яйцо, вел себя всякий раз нетерпеливо и не останавливался ни перед грабежом, ни перед убийством. Оставив Рейеса за столиком, Иван вышел на улицу. Гусман курил маленькую сигару возле гигантского черного внедорожника. Трое мексиканцев, чуть помоложе, толкались и пересмеивались под его хладнокровным взглядом.