«боги» являлись, по всей видимости, никем иным, как могучими высокоранговыми Силовиками, уже давно никем не подвергается сомнению. Не буду забираться в глубокие дебри и подробно рассматривать различные культы животных, и особое к ним отношение многообразных мировых этносов. И без того ясно, что почитание этих культов связано с анимизмом[54] и широко распространено у всех народов мира…

Видимо, взглянув на мое враз вытянувшееся и поскучневшее лицо, доцент понял, что «немного» переборщил с научными терминами и поэтому быстро исправился, перейдя на понятный всем присутствующим в классе курсантам «рабочее-крестьянский диалект».

— Что я хотел этим сказать, — продолжил Шильдкнехт, — что наличие в Египетском, либо каком другом божественном пантеоне, антропоморфных[55] существ, являющихся одновременно как бы и животным, и человеком, этакой смесью живых организмов, явно не обошлось без специалиста-Силовика в области Тератоморфизма… Э-э-э, я понятно объясняю, уважаемый… э-э-э… — уточнил он у меня. — К сожалению, не знаю вашего имени-отчества.

— Абдурахманов, Гасан Хоттабович, — оторвав задницу от стула, представился я.

— Абдурахманов-абдурахманов… — Преподаватель склонился над журналом, вновь уткнувшись носом в серую бумагу. — Гасан… Есть такой! Приятно познакомиться, товарищ Абдурахманов. Вы знаете, мне кажется очень странным полное совпадение вашего имени с главным героем романа писателя Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч», — поделился со мной своими сомнениями историк.

Ага, как же! Так я тебе все и выложил! Однако то, что Шикльдкнехт оказался знаком с творчеством Лагина, не могло не радовать.

— Не далее, как неделю назад, прочитал эту, во всех смыслах замечательную сказку своей младшей внучке. Джин Гасан Абудуррахман ибн Хоттаб… Поразительное совпадение! Не правда ли, Гасан Хоттабович?

— Чего только в жизни не бывает, Вильям Карлович! — Я неопределенно развел руками. — Он Гасан Абдурахман ибн Хоттаб, и я Гасан Хоттабович Абдурахманов. Он старик, да и я тоже на красного молодца совсем не похож!

— Совпадение? — ехидно прищурился историк.

Вот ведь въедливый жучара, не отцепится никак!

— Все может быть, — как можно более «обтекаемо» ответил я. — Однако не исключаю того факта, что писатель Лагин где-то услышал о моем имени и почтенном возрасте краем уха. Так и получился старик Хоттабыч. Если судьба нас когда-нибудь сведет, обязательно об этом спрошу.

— А что не так с вашим возрастом? — поинтересовался Вильям Карлович.

— Так дедуле сто два года! — вместо меня со смехом ответила Надюшка. — Еще бы не заинтересоваться!

— Ох! Вы не шутите, любезная…

— Надежда Нефедова! — представилась Надюшка, тоже поднявшись на ноги.

— Нефедова-нефедова… — Вновь «заскользил» носом по строчкам доцент. — Есть! Нефедова Надежда! — И он поставил «крыж» напротив её фамилии.

— Ничуть не шутит! — хрипло отозвался я. — Сто два — как один день!

— Ваш возраст, любезный Гасан Хоттабович, действительно внушает! — Покачал в изумлении головой Вильям Карлович. — И даже спрашивать не буду — как вы оказались в рядах этих достойных молодых людей… Ну, кроме некоторых… — Он бросил взгляд на замершего на полу Толоконникова. — Которым — наука… Просто так в Силовое отделение училища не попасть… Так вот, — он, наконец, вновь вернулся к теме предыдущего разговора, — чтобы изменить человеческое обличье на, так сказать, допустим, шакалью морду…

— Как у Анубиса? — вклинился я с уточняющим вопросом.

— Да, как у Анубиса, — кивнул старичок, — потребуется неслабое такое воздействие Силовика-Тератоморфа. Я, к примеру, мог бы «вырастить» у этого нахального курсанта пару лосиных рогов…

Класс утонул в хохоте, представив Толоконникова с рогами на макушке.

— Но не буду этого делать! — подождав, пока смолкнут смешки, продолжил Вильям Карлович, пускай ему рога будущая супруга отращивает… — Последние слова доцента вновь потонули в веселом смехе. — А вот на глобальное изменение облика, по типу Анубиса или сокологолового Ра, не хватит мощности моего Источника. Ладно, — Шильдкнехт поднялся на ноги и вышел из-за учительского стола, — считаю наказание вполне достаточным, чтобы кое-кто задумался о своем дальнейшем поведении.

Подойдя к «поверженному» курсанту, доцент присел над ним на корточки и провел левой рукой по безротому и безглазому лицу, словно прилипшую паутину снимал. Опаньки! Вот и «прорезались» потерянные «органы»!

— Ну-с, молодой человек, — произнес субтильный старичок, карикатурно сморщившись от бьющего из окна прямо ему в лицо яркого лучика солнца, — будете еще безобразничать на моих лекциях?

— Нет-нет! Что вы? Нет! — Поспешно залепетал дрожащим голосом Егорка, хлопая вновь обретенными глазами. — Простите дурака, Вильям Карлович! И слова дурного… да и вообще слова… от меня больше не услышите!

— Запомните, дорогие мои товарищи курсанты! — поднявшись с корточек, во всеуслышание объявил преподаватель. — Что с первого взгляда невзрачный и никчемный жалкий человечишка, которого, казалось бы, плюнь и разотри — на деле может оказаться очень опасным противником! Никогда! Запомните! Никогда не грубите неизвестным вам людям! Будьте взаимно вежливы и обходительны друг с другом! Кто знает, что за Сила скрывается за внешне неприглядной вывеской?

Вот молодец, дедок! Как прожарил напалмом «зажравшиеся» душонки! Может, хотя бы сейчас, некоторые и призадумаются…

— Перерыв десять минут! — объявил доцент, подойдя к учительскому столу. — Приведите здесь все в порядок, а после продолжим наши занятия! — Он раскрыл потертый кожаный портфель, лежавший на краю столешницы, и достал из него жестяную коробку папирос «Девиз». — Курите, Гасан Хоттабович? — поинтересовался он.

— С удовольствием составлю вам компанию, уважаемый Вильям Карлович! — произнес я, тоже поднимаясь.

— Угощайтесь! — Доцент поднес ко мне открытую жестяную коробку, откуда я вытащил папироску. — Эти намного ароматнее казенных! — пояснил он.

— Премного благодарствую! — велеречиво ответил я, направляясь к выходу из класса следом за доцентом-коротышкой.

Мы вышли во двор и неспешно продефилировали до беседки, оборудованной лавками и мусорными ящиками для курящих преподавателей, курсантов, начальства и остального «обслуживающего» персонала училища. Приземлившись на одну из лавок, мы с удовольствием задымили. Табак в «Девизе» действительно выгодно отличался от папирос «Дымок», выданных мне начхозом Пасичником.

— Весьма недурственно, Вильям Яковлевич! — после пары глубоких затяжек, похвалил я выбор доцента.

— А! Заметили, как мягко идет? — похвалился доцент, выпуская дым кольцами. — А от этого вашего «Дымка» только глотку дерет — спасу нет!

— Спасибо, что хоть не махру начхоз всучивает! — И не подумал расстраиваться я. — Хотя, на безрыбье и рак — рыба, а махра — курево!

— Ну, с махрой это вы, Гасан Хоттабович, все ж таки передергиваете… — Шильдкнехт неопределенно покутил рукой. — Школа Красных командиров, как-никак. — а не сержантские курсы! — хмыкнул Вильям Карлович. — Папирос на складе хватает. — Он опять с наслаждением затянулся. — Вот ничего не могу с собой поделать, произнес историк, — выпуская дым через ноздри. — Люблю курить! — признался он. — Никак не могу бросить, а мне уж восемьдесят скоро! Домашние ругаются, запрещают… Только на службе и наслаждаюсь… — Он печально вздохнул, припадая к папироске в очередной раз.

— Вот в этом