глупостей, господин барон, считаю нужным попросить оставить «казнь» господина Арнье до момента окончания нашей беседы, — понимающе заметила Малика. — Я прекрасно понимаю, что именно вы сейчас чувствуете. Разумеется, я не могу вам диктовать, как поступать с вашими людьми, это ваше и только ваше право, но прошу прислушаться к моим словам.

Ничего не ответив, я подошёл к валяющейся поодаль куртке. Отряхнув её от травинок, не спеша надел, скептически рассмотрев себя. Сейчас я больше был похож на школьника, который подрался в школе и получил тумаков, чем на дворянина, а тем более — Главу Рода.

Мозг работал, словно вычислительная машинка, один за одним подсовывая варианты, вот только сейчас на всё это накладывалась злость к Константину. Умом понимал, что у Арнье железно имелись на это причины, и что они были веские, но сейчас подобное отношение спускать с рук было нельзя. Это — конкретный перебор. Край.

— А с чего вы взяли, госпожа Малика, что у нас с вами будет какой-то разговор? — удивился я. — Вы изначально начали неправильно строить наши отношения. И, как мне кажется, сейчас уже ничего не исправить. Разговор зашёл в тупик. Никто не будет терпеть, когда в дела его Рода пытаются вмешаться извне.

— Хорошо, — легко согласилась она. — Повторюсь, вы в своём праве, но позвольте мне для начала объясниться.

То, что рассказывала госпожа наставница, было интересно, не скрою. Всё звучало гладко, до определённого момента. Я даже был склонен ей поверить в некоторых вещах, хоть она много недоговаривала. До момента, когда она сказала, что была хорошей подругой моей матери — Мари он Бат.

— Знаете, судя по моим воспоминаниям, подруг у мамы не было, — скептически произнёс я. — А если вы действительно были её подругой, тогда почему она так закончила?

— Это был её выбор, — глухо произнесла Малика, сгорбившись. — Я её отговаривала, но она меня не послушала. Нельзя остановить человека, собирающегося свести счёты с жизнью. Его можно попытаться переубедить, можно запереть на время, но однажды принятое решение изменить может только он сам.

— Не послушала в чём?

— Ты знаешь, какой родовой Дар был у твоей матери, Андер? Тот дар, который она передала тебе, когда поняла, что у тебя проблемы с магическим источником? — когда я отрицательно покачал головой, она продолжила. — Когда твой отец сначала потерял интерес к тебе, а потом и к ней, не способной родить мальчика наделённого даром, жизнь твоей матери начала превращаться в её персональный ад. Тем более, что она владела только простейшей магией исцеления.

«Исцеление!? Разрушенная семья только лишь из-за какого-то драного исцеления?».

— А что, целители в наше время настолько редки? Я, как минимум, знаю одного, — не поверил я, не став озвучивать свои мысли.

— Дослушай, пожалуйста! — повысила голос Малика, отбросив всякие расшаркивания, что заставило меня удивлённо поднять бровь. — Ритуал передачи собственного Дара подразумевает под собой наличие очень мощного источника, иначе шансы лишиться собственной силы, при этом не передав её другому, очень высоки. Я бы сказала, что практически всегда происходит именно так. А твоя мать была весьма посредственным магом пятого порядка, еле дотягивающего до ранга Бирюзы.

— А как же Хранители Рода? — хмыкнул я. — Они никак не вмешиваются? По сути, это же разбазаривание Родовой Силы, если так разобраться. Подарил одному, тот передарил другому… Какой-то круговорот Дара в природе получается.

— Я за всю свою жизнь не видела ни одного одарённого, который бы пожертвовал свой Дар, — грустно улыбнулась Малика. — Кто в своём уме может добровольно отказаться от него? Не знаешь? Ну вот и я не знаю! — вздохнула она, смотря в сторону. — Твоя мать была исключительной женщиной, Андер.

— Тогда как получилось, что при таких талантах она смогла мне его передать?

— А вот здесь и кроется ответ на вопрос, почему я попросила Константина, чтобы он устроил нашу встречу, — вздохнула Малика. — Ответь, пожалуйста, замечал ли ты у себя приступы неконтролируемой агрессии, несвойственные тебе желания. Жестокость? Может спонтанные головные боли? Провалы в памяти? Вспомни, пожалуйста, это очень важно!

Казалось, что воздух вокруг нас сгустился, стал вязким, в ожидании моего ответа. Я заметил, как напряглась Малика он Фарен, как закаменело лицо Арнье, а костяшки на его кулаках слегка побледнели. Было очевидным, что мой ответ очень важен не только для Наставницы и Хлои, на лице которой промелькнул испуг, но и для Арнье, который смотрел на меня обеспокоенным взглядом.

Да какого хрена здесь происходит?

«Не вздумай сказать ей правду, — громыхнул голос в голове, чуть не заставивший меня шарахнуться от неожиданности. — Солги, что угодно, но не говори ей ничего, иначе мы сейчас сдохнем оба! Слышишь меня!? Солги, если тебе дорога твоя жизнь!».

— Андер? — Малика требовательно смотрела на меня, и казалось, что она тоже услышала рёв в моей голове. Так же явно, как слышал его я. — Ответь на мой вопрос.

— Как по мне, странный какой-то вопрос, — я сейчас надеялся, что мой голос звучал легко и непринуждённо. — Почему я должен чувствовать агрессию или жестокость? Я что, ненормальный какой-то? Или вы только что не видели тренировочного поединка?

— Я видела, — прищурилась Малика. — И заметила, что ты вёл себя весьма странно.

— Странно? — хохотнул я. — Думаю, что большинство людей ведут себя странно, когда их бьют в грудь и опрокидывают головой о тренировочную площадку, — я непроизвольно потёр грудину в том месте, куда пришёлся удар Хлои. — И вообще, что означают эти непонятные расспросы? Вы можете мне нормально объяснить?

— Могу, — медленно кивнула она, а затем неуловимым движением достала из кармана чётки. Монотонно перебрав несколько костяных бусин, которые при соприкосновении издавали странный еле слышный гул, отдававшийся в ушах, она внезапно бросила их мне. — Видел когда-нибудь такие?

Поймать чётки не стоило никакого труда, но лучше бы я этого не делал. Когда костяшки-бусины коснулись ладони, в голове будто бомба разорвалась.

«Тварь!!! — противный визг процарапал по мозгам, словно ржавым гвоздём. — Брось это! НЕТ! Не вздумай! Она поймёт! А-а-а-а-а-а-а-а-а!».

Не знаю, как я сдержался и не поморщился, когда нечто ревело и скулило в моей башке, умоляя то не бросать эти чётки, то немедленно их выбросить и растоптать в пыль.

— Хорошая вещица, — цокнул я языком, чувствуя, что