том считается человеческими останками, и доступ к нему ограничен, так как он требует осторожного и уважительного обращения».

Не все книги могут похвалиться тем, что к ним относятся так почтительно. Документальный рассказ о жестоком убийстве был переплетен в кожу повешенного убийцы, восемнадцатилетнего уроженца Бристоля Джона Хорвуда (в Британии примеры такой антроподермии сравнительно немногочисленны).

На темно-коричневой обложке книги были вытиснены череп с перекрещенными костями и надпись позолоченными буквами Cutis vera Johannis Horwood («Настоящая кожа Джона Хорвуда»). В 2007 году женщина из числа потомков Уильяма Кордера, повешенного почти двести лет назад за убийство Марии Мартен по печально знаменитому делу «Убийство в красном амбаре», обратилась с просьбой о возврате ей из музея Саффолка отчета о нем, переплетенного в кожу Кордера. Ее желание кремировать эти человеческие останки было фактически требованием перевести их из категории кожи «как таковой» в субъективную «кожу конкретного человека». Создалась великолепная возможность уважительного обращения с материалом. Книга до сих пор хранится в музее, и в 2020 году в своем аккаунте в «Твиттере» он назвал ее своим «самым жутким экземпляром», и это отдает чем-то от «комнаты ужасов» Музея мадам Тюссо. И действительно, почти все дискуссии об антроподермических обложках в блогах музеев и библиотек ведутся в довольно брезгливых тонах и свидетельствуют, что есть немало желающих взглянуть на них: споры в музейном сообществе о должном хранении и демонстрации человеческих останков не сразу распространились на эти специфические книжные собрания.

Некоторые истории этого рода очень болезненны и приводят в смятение. Три работы по гинекологии, вышедшие в 1890-х годах и находящиеся теперь в библиотеке медицинского факультета Филадельфии, частично переплетены в кожу с бедра двадцатидевятилетней Мэри Линч, иммигрантки из Ирландии, которая в 1869 году умерла от чахотки в филадельфийской больнице для неимущих. По спискам иммигрантов из музея острова Эллис, в 1860-х годах в США прибыли больше десятка Мэри Линч того же возраста. Это могла быть история одной из них, потому что расчеловечивающая практика превращения кожи человека в технический материал подразумевает и даже, пожалуй, требует стереть подробности конкретной жизни конкретного человека. Переплеты были заказаны доктором Джоном Стоктоном-Хоу, вскрывавшим Линч (и написавшим об этом статью в медицинский журнал). Стоктон-Хоу был ревностным книголюбом и каталог своего обширного собрания медицинских инкунабул XV - начала XVI столетия в 1890 году отпечатал в напыщенном ложносредневековом стиле, да еще и с псевдолатинским подзаголовком «Trentonii: Novo-Caesarea». Он, так сказать, презентовал себя серьезным собирателем, а не каким-то там любителем различных мерзостей. Тем не менее почти игривая надпись на обложке одной из книг по гинекологии читается как отвратительный обмен репликами между человеком-субъектом и книгой-объектом: «Переплет этой книги изготовлен из кожи, снятой с бедра Мэри Л., дубленной в pot de chamber (то есть ночном горшке, видимо, потому, что в качестве дубильного вещества использовалась моча. - Авт.). Ирландка Мэри Л [вставлено: «вдова»], 28 л.».

Эти книги поднимают множество вопросов. Книги в коже Мэри Линч, впервые опубликованные в XVII-XVIII веках, не включены в каталог Стоктона-Хоу: если они находились в хронологических рамках его списка, нашлось бы им место среди всех прочих томов? Зачем он срезал с нее часть кожи и хранил ее двадцать лет после смерти (кстати, где?), а потом переплел в нее эти медицинские книги из своего собрания? Как соотносятся женская кожа и специфическая тематика этих книг? Очень редко, но в женскую кожу переплетали книги о девственности и о душе. Как указывает библиотекарь Меган Розенблум, специально исследовавшая антроподермические книги, большинство из них связаны с врачами, как будто человеческая кожа для них -профессиональный трофей. Почему Стоктон-Хоу не приводит полного имени Мэри в своей записи? Защищает ли он ее, самого себя, переплетенные книги или просто она, как человек, ничего для него не значит и что может все это сказать о приемлемости такого рода явлений: от хранения трупной ткани до переплетения книг в человеческую кожу в Филадельфии XIX века? И наконец, можно ли вообще считать такое поведение приемлемым для уважаемого доктора-собирателя?

Есть и еще один непростой аспект истории этих антроподермических переплетов, который заслуживает пристального внимания. Люди, чья кожа предназначалась для книг, происходят из самых бедных и обездоленных слоев: нищих, уголовников, обитателей сумасшедших домов. В этом контексте неудивительно, что и черная кожа тоже шла в дело. На форзаце биографии Авраама Линкольна «Неизвестный Линкольн», написанной Дейлом Карнеги в 1932 году и теперь хранящейся в библиотеке Университета Темпл, написано, что небольшой кусок кожи на ее корешке «взят с голени негра в больнице города Балтимора и выдублен в компании Jewell Belting». И опять: сдвиг от расчеловечивающей кражи до скрытой рекламы более чем некомфортен, и год публикации книги - 1932-й, самая поздняя дата переплетенной таким образом книги - волнует тем, что он не так уж далек от нас. А то, что имя Линкольна прочно ассоциировалось с освобождением черных рабов (хотя его отношение к освобождению было неоднозначным и по-военному прагматичным), делает специфичность этого выбора до тошноты противным. Библиотека Wellcome Library при одноименном музее сухо замечает в каталожной записи об одной из книг: «Записная книжка, возможно переплетенная в человеческую кожу». На этикетке написано: «Обложка настоящей книги изготовлена из дубленой кожи негра, казнь которого послужила причиной Войны за независимость. Ок. 17701850 гг.» (судя по всему, имеется в виду Криспус Аттокс, американец индейско-африканского происхождения, убитый британскими солдатами во время Бостонской бойни 1770 года, который часто считается первой жертвой американской революции).

Ни Wellcome, ни книга о Линкольне из Университета Темпл не проверялись современными методами ДНК, которые с недавних пор используются для книг, считающихся антроподермическими. Но два экземпляра произведений одного и того же автора, которые точно переплетены в кожу человека, усиливают звучание историй о «негре» и черном человеке из Балтимора: речь идет о стихотворениях поэтессы-рабыни Филлис Уитли. Эти тома буквально воплощают горячие, с нотками расизма, споры о ее творчестве, которые не утихают с 1770-х годов.

Уитли была «чудо-ребенком» от литературы и вместе с шестью миллионами своих соплеменников в тот век работорговли еще в детстве попала из Африки в Америку. Ее продали в Бостон, штат Массачусетс, в 1761 году. Уитли стала первым автором африканского происхождения, опубликовавшим книгу на английском языке, и первой темнокожей знаменитостью на американском берегу Атлантики. Ее сборник «Стихотворения о различных предметах, религиозных и моральных» (Poems on Various Subjects, Religious and Moral), с указанием на обложке, что книга написана «негритянкой Филлис Уитли, служащей у мистера Джона Уитли в Бостоне, Новая Англия», вышел в Лондоне в