Смена разведчиков должна была произойти завтра, так что ждать было нечего. Пан Бербелек отдал пленных под охрану Н’Те. Папугцу же приказал объявить, что через час выступит военная экспедиция, есть возможность добычи трофеев, славы и благосклонности богов. Нужно пятьдесят храбрецов! Понятное дело, в воздух поднялись все куррои. Что же касается охотников, то с Иеронимом отправятся, естественно, Ихмет, Тобиас, Зуэя и Папугец, но и тут желающими оказались практически все — наконец-то настоящее приключение. На них должны были напасть разбойники! Будет чего рассказать. Даже пожилой Ап Рек впал в форму юношеского возбуждения. Пан Бербелек отказывал. Абель спросил только раз; ему тоже отказал. Алитея с Клавдией, услышав краткое «нет», обиделись на всю оставшуюся жизнь. Когда паковали на хумиев запасы, Иероним отдавал Шулиме последние указания. Та выслушивала их молча. Под конец подала ему руку. Он поцеловал внутреннюю часть запястья, горячую кожу над пульсирующими жилками.

Караван и отряд Бербелека выступили в противоположных направлениях, быстро теряя один другого с виду. Дюжина животных и полсотни воинов-негров, растянувшись длинной змеей, направлялись прямиком к встающему над саванной Солнцу, в тот туннель жаркого сияния, что открывался на линии горизонта. Н’Зуи начали петь, поднимая голос в соответствии с ритмом бега. Ихмет немедленно поскакал вперед, расплавляясь в солнечных лучах. Пан Бербелек остался сзади, замыкая череду воинов и животных.

Через полчаса рядом с ним появился Абель на покрытой потом зевре. На вопросительный взгляд отца он ответил широкой улыбкой.

— Думаешь, будто можешь мне что-либо запретить?

Пан Бербелек хлестнул его рыктой по груди. Парень свалился с зевры.

Иероним придержал свою Ульгу; подождал, пока сын снова не усядется на свою зевру.

— А теперь будешь слушать мои приказы.

— Так точно, эстлос.

Прямиком в Солнце, в Солнце, в Солнце, когда с каждой минутой растет жара, и сухой воздух расцарапывает горло, с каждым вздохом более стиснутое; если нужно произнести предложение, слово, то вначале следует сглотнуть слюну, а поскольку слюны просто нет, то, прежде чем открыть рот, тянешься за баклажкой. Капюшоны натянуты на головы, шляпы надеты, труффы обмотаны вокруг тела — откуда бы не была родом, тень всегда благословенна. Тень, прохлада, влага — вскоре ни о чем другом просто нельзя не думать; разум уходит из-под власти воли. В полдень они не остановились, и не остановятся до тех пор, пока не доберутся до цели. Н’Зуи бежали без отдыха; белые все это выносили намного хуже. Тобиас начал обливаться водой — когда при очередном своем возвращении это увидел Зайдар, то выругал аристократа на трех языках. Когда же после полудня они пересекали болотистую речушку, не остановились лишь нимрод, арес и пан Бербелек вместе с ведущими хумиев неграми.

Ко времени Коленопреклонения Солнца Зайдар принес известие, что скальная формация, которую указал Хамис — наклоненная призма посреди равнины — находится сразу же за горизонтом. Следовало подождать до заката, прежде чем нимрод мог бы прокрасться ближе и разведать точное расположение банды. Н’Те назначил часовых и людей, занимающихся животными. Пан Бербелек приказал опорожнить кишечники. Естественно, никакого огня, никаких трубок и никотиан. Сам он отошел от круга воинов. Усевшись на разогретый камень, он писал в лучах заходящего Солнца: «Если все сложится, как складывалось раньше, если морфа совпадет с морфой — будет ли это доказательством чего-либо? А если я понесу поражение — доказательством чего будет оно? Можно ли столь хорошо имитировать чужую Форму? Я такой же сын стратегоса Иеронима Бербелека как и Абель; и оба мы желаем одного и того же. Один из нас вернется с этой джурджи победителем». Солнце зашло, больше писать он уже не мог. Вернулся к людям. Ливий угостил его разбавленным водой вином, Папугец бросил арфагу. В оранжевом свете Луны все казались более молодыми, более худощавыми, кожа — более гладкой. Иероним приглядывался к Абелю, который разговаривал шепотом с Зуэей. А если Абель погибнет? Ведь он может погибнуть, независимо от имеющегося у них перевеса, любая битва — это, в потенциале, обоюдосторонняя резня. Но ведь он сам не может запретить ему, смертельный риск принадлежит к его правам и обязанностям, ведь это же его время — юность. Иероним молча высосал свой плод.

Как обычно, возвращения нимрода никто не заметил.

— Никаких часовых. Все под западным склоном, тринадцать человек. Один костер. Большинство животных спутано, в нескольких сотнях пусов к югу. Кераунеты под рукой, наверняка заряженные. Они только-только начали есть.

Пан Бербелек подозвал Папугца и Н’Те.

— Три отряда: Север, Юг и Засадный. Мы подойдем прямиком на расстояние выстрела. Север и Юг по дуге, прямо к скале. Ждать грохота. После этого двухсторонняя атака. Засадный отряд — за нами. Если кто вырвется, мы снимаем его из кераунетов. Потом вы — и к животным. Не добивать. Вся добыча — ваша. Понял?

— Д-да.

— Тогда пошли!

Снова они крались, пригнувшись к земле, разводя руками высокие травы, с тяжелыми кераунетами за спиной, у каждого — по два. Золотая саванна подходила почти что к самой скале; стрелять нужно будет стоя. Уже через сотню шагов пан Бербелек заметил в темноте первые отблески разбойничьего костра; но пришлось подойти значительно ближе, чтобы рассчитывать на какую-нибудь точность выстрелов, пускай даже и в накладывающихся антосах нимрода и ареса. По крайней мере, благодаря этим антосам, все двигались бесшумно, никто не споткнулся, не чихнул, не уронил оружия — а такие вещи встречаются очень даже часто. Хотя, наверняка, не с воинами Н’Зуи.

Пану Бербелеку удалось даже различить среди силуэтов людей, собравшихся вокруг небольшого костра под скалой, мужчин и женщин (женщин была пара). Он приказал остановиться. Теперь следовало обождать с четверть часа, чтобы быть уверенными, что отряды Юг и Север вышли на свои позиции. Иероним расставил стрелков. Сам он в центре, слева Зайдар и Абель, справа Зуэя и Ливий. При этом он распределил и цели, чтобы не тратить понапрасну нескольких пуль на одну и ту же жертву. Тем временем, засадный отряд растянулся за ними широкой подковой, Буйволовыми Рогами.

Пан Бербелек поднял руку. Разбойники ели, смеялись и болтали; один отошел, чтобы отлить. Стрелки ожидали, стоя в одном ряду; Н’Зуи — присев в траве, словно окаменевшие. Над саванной тишина. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать; хорошо. Он поднес кераунет, нажал на курок. Грохот — и тут же четыре следующих. Иероним тут же схватил второй кераунет, даже не поглядев, упала ли его цель. Военный клич Н’Зуи — протяжный, звериный рык, которого не способен издать человек цивилизованной морфы — раздирал ночь. Дождь куррои пал на бандитов с двух сторон, из-за северного и южного залома скалы. Никто не поднялся, никто не убегал. Негры выросли возле костра словно из-под земли — поднятые щиты, над ними острия куррои. Пан Бербелек махнул рукой по направлению к скале. Подняв первый кераунет, он побежал за разогнавшимся засадным отрядом.

В соответствии с приказом, раненых не добивали. В живых оставалось четыре разбойника, один негритянской морфы, один метис и двое эгиптян. Н’Зуи сдирали с побежденных все, что только могли: оружие, одежду, украшения, одинаково, что с живых, что с мертвых. Четыре окровавленных голых тела пан Бербелек приказал перенести к каменной стенке. Те стонали и ругались. У негра куррои торчал из живота, внутренности вываливались из раны, которая открывалась все сильнее с каждым дыханием несчастного.