– Они не евреи, наверное поэтому, – предположила она. – Теодор Кюне с дочерью. Позавчера у меня состоялся с ними странный разговор. И слова старика не выходят у меня из головы.

Надевая пальто, она случайно коснулась руки Эзры.

– Какие слова? – спросил он, хотя в мыслях пребывал в другом месте.

– Он плакал, – помедлив, сказала Хульда. – Кюне даже повторил это несколько раз. Я сначала не поняла, почему это меня так сбило с толку, я думала, это оттого, что он говорил о ребенке, о котором я беспокоюсь.

– Да? – спросил раввин. В нем проснулось любопытство.

– Но потом я вспомнила, – едва дыша сказала Хульда. – Малыш родился очень спокойным. Он не плакал. Ни во время родов, ни после, когда вы носили его на руках. И позже, когда я сидела с ним в каморке, не плакал. Он все время был спокоен как ангел. – Она взглянула на Эзру, и тот опустил взор.

– Что имел в виду старик? – тихо спросила Хульда.

Эзра в задумчивости открыл ей дверь и включил свет в коридоре. Хульда переступила порог.

Молодой раввин смотрел, как она спускается по ступенькам вниз. Ее короткие пышные волосы танцевали в свете газовых фонарей на лестничной площадке, пока она не исчезла из виду.

Он вернулся в комнату и обнаружил забытый ею платок. В нерешительности взял его и не спеша провел пальцами по мягкой ткани, размышляя о словах Хульды.

21

Среда, поздним вечером, 31 октября 1923 г.

Толпы хихикающих девушек продирались мимо Карла, трое горланящих мужчин, держась под руки, прошли мимо, какой-то бездомный подошел ближе, посмотрел на него налитыми кровью глазами и, ни слова не говоря, выпустил в лицо густое облако сигаретного дыма. Нарядно разодетая влюбленная парочка, обнявшись, вошла в Унион Театр Хазенхайде, внутрь освещенной пивоварни с кинотеатром, которую Карл и Хульда охотно посещали, потому что здесь, помимо просмотра хороших фильмов, можно было насладиться холодным пивом.

Но, очевидно, не так уж охотно, с горечью подумал Карл, раздавив сигарету ботинком. Во всяком случае он прождал уже более получаса, а красная шляпка все не появлялась на горизонте. Киножурнал давно закончился, основной фильм – вестерн – наверняка уже начался. Карл не особо горел желанием глядеть на брюзгливую физиономию Буффало Билла и на немые боевые кличи индейцев, но ему, черт побери, хотелось видеть свою возлюбленную!

В воскресенье она уже опоздала на свидание, но сегодня ее опоздание переходило все границы. В этот раз ей не удастся отговориться забастовками общественного транспорта.

Мыслимо ли, чтобы Хульда забыла об их свидании? Или еще того хлеще, специально не пришла, заставляя его ждать в качестве наказания? Какая-то глупая ссора, даже не ссора, а незначительное разногласие, которое у них случалось постоянно. Карл до сих пор считал, что бесконечные трения между ними являлись движущей силой, не позволяющей их странным отношениям угаснуть. Но что, если Хульда имела на этот счет другую точку зрения? Что, если он ей окончательно надоел?

У него из головы не выходило имя, которое она недавно упомянула вскользь: Эзра Рубин. Раввин из Шойненфиртеля. Но с какой стати ему переживать из-за какого-то священника? Ведь чем-то другим раввин вроде как не является?

Карл не знал, что его пуще злило: неверное поведение Хульды или факт, что от одной мысли больше не встречаться с ней его чуть не вырвало в канаву. Проклятье, чем его околдовала эта женщина?

– Совсем один, красавец? – промурлыкала ему в ухо расфуфыренная блондинка.

Она уже с некоторых пор расхаживала вокруг Карла, от его внимательного взгляда это не ускользнуло. Возможно, она почуяла легкую добычу. Карл отметил, что со своим треугольным лицом она неплохо выглядела, по крайней мере лучше большинства девушек ее сорта, которые выглядели обладательницами всех болезней на свете. Перебор с губной помадой – это правда, и сладковатый парфюм так и разил в нос. Но ноги красивые. Действительно, очень красивые ноги.

Он поддался дьявольскому искушению. Пусть только эта Хульда еще раз посмеет бросать его как ненужную мебель! Он заслужил замечательный вечер, зачем же проводить его в одиночестве?

– Хочешь посмотреть фильм? – спросил он.

Женщина изумленно уставилась на него и залилась звонким смехом. Он звучал жизнерадостно и понравился ему не меньше стройных щиколоток.

– Меня еще о таком никто не спрашивал. Какой фильм?

– Тебе не все ли равно, детка, если я плачу? – спросил Карл грубее, чем намеревался. Но к его облегчению женщина только заулыбалась и кивнула. Потом взяла Карла под руку, и он на мгновение задумался, как они смотрятся со стороны: комиссар в очках и сером пальто и блондинистая шлюха, но даже это неожиданно оставило его равнодушным.

Карл галантно распахнул перед ней дверь кинотеатра.

Проходя, она волнующе захлопала ресницами и, открыв рот, принялась разглядывать все вокруг, словно никогда ничего подобного не видела. Вероятно, и в самом деле не видела, подумал Карл, чувствуя угрызения совести. Ей, видимо, были больше знакомы скамейки в парках и задние сиденья автомобилей.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Ее ответ последовал слишком быстро, чтобы быть похожим на правду:

– Тилли, мой сладкий.

Но Карлу, в общем-то, было без разницы.

Он отдал за билеты половину содержимого своего портфеля, купил пакетик шоколадных конфет для нее и пиво для себя и повел Тилли в темный кинозал. Со всех сторон на них шипели и ворчали, поэтому он поспешно потянул Тилли к свободному креслу и уселся рядом с ней. Ее парфюм щекотал ноздри, она тут же взяла Карла за руку. Ее кожа оказалась мягкой и нежной, как у младенца.

– Теперь мы будем разыгрывать из себя влюбленных! – объявила она таким громким шепотом, что сидящие впереди люди заоборачивались, но престранным образом Карла это тоже не особо волновало. Он был поглощен фильмом, девушка рядом с ним угощала его конфетами и получала в награду поцелуи в щеку. Он закрыл глаза и приказал себе не думать о Хульде, лишь наслаждаться моментом и сомнительным сознанием того, что ему и без нее хорошо. Это получалось лучше, чем он думал: фильм был смешным, и зрители выглядели веселыми, смеялись, шумели и выкрикивали экранным героям добрые советы. Механическое пианино играло без остановки свои незатейливые мелодии. В захватывающих сценах Тилли клала белокурую головку на плечо Карлу, и Карл ощущал ее тепло, задаваясь вопросом, отчего же он так усложняет себе жизнь.

С другой стороны, его в настоящее время омрачали не только отношения с Хульдой. Он подумал о расследовании, которое сейчас вел, и вся легкость улетучилась