сцены того вечера в Нойкёльне, – у него все замечательно.

– А он счастлив? И что более важно – делает ли он вас счастливой?

– Берт… – Хульда постаралась уйти от ответа. – Счастье всего лишь слово. Разве есть постоянно счастливые люди? Мы с господином Нортом хорошо ладим, во всяком случае, часто, и мы… хорошо проводим… время вместе. – Она споткнулась о собственные напыщенные речи. О боже, почему у нее постоянно заплетался язык, стоило ей заговорить о Карле и своих чувствах?

Берт прищурился.

– Правда, – добавила Хульда, робко попытавшись убедить Берта, себя или обоих одновременно, – всё в порядке.

Берт вдруг заметно помрачнел и цокнул языком:

– Иногда мне кажется, вы вовсе не хотите быть счастливы, потому что тогда вам пришлось бы признать, что судьба уже раз была к вам благосклонна, но это не входило в ваши планы, так? Я хочу сказать, у вас поклонников больше чем пальцев на руке, один завиднее другого, но вы всегда лишь играете с огнем и под конец сжигаете мосты. Потом стоите у дымящихся руин и горько их оплакиваете.

Он поднялся с сиденья, вышел из киоска и оказался перед Хульдой. Она даже не предполагала, что глаза Берта способны так гневно сверкать.

– Девочка, – он схватил ее за плечи, словно собираясь встряхнуть, – очнитесь. Вы молоды, вы живы. Вы заслужили частичку счастья. Хватайте его!

– Вы говорите, как гадалки на ярмарке, которые предсказывают богатство и любовь по линиям ладони, – возразила Хульда, желая скрыть от него смущение, – но в жизни все гораздо сложнее.

– В вашем случае все не так уж и сложно. Я, да, я мог бы жаловаться, мне никогда не было легко. Я всегда любил не тех… людей.

Что-то в формулировке – или в тоне Берта – заставило Хульду навострить уши. Ей показалось, будто он вместо людей хотел употребить другое слово.

– Что вы хотите сказать?

Берт отмахнулся, но, к своему удивлению, Хульда заметила, как покраснели его уши.

– Забудьте, этот разговор не для дамских ушей, – со вздохом произнес Берт: – Я хотел сказать, что любой бы позавидовал вашим шансам. Многие из нас обречены на одиночество, но вы… – теперь он действительно слегка встряхнул Хульду за плечи. – Вы-то нет! У вас есть все: красота, дарование, доброе сердце. Так преподнесите же его своему Карлу, пока оно не пострадало. Живите же наконец!

С этими словами он шлепнул Хульду по щеке, чуть ли не дал пощечину, и отпустил. Хульда ошарашенно продолжала стоять, глядя на шуршащую листву, которая вихрем кружилась вокруг ее потертых сапог. Кошка с котом оставили в покое рыбий хвост и теперь обходили друг друга кругами с благосклонным шипением, которое теперь было окрашено не одним лишь желанием склоки.

Хульда неуверенно взглянула на Берта, но он больше не поднимал глаз, а нарочитым жестом раскрыл книгу, которую читал, словно говоря: Я все сказал, а теперь очередь за тобой!

Хульда попрощалась и, не оборачиваясь, быстрым шагом направилась через площадь. Обойдя стороной ругающихся покупателей, все еще не желавших признавать, что товар закончился, она прошла в тени высокой башни церкви Матиаса. Ее не оставляли мысли о том, что сказал Берт. Хульда догадалась, что вышла на след тщательно скрываемой тайны давнего знакомого. Вечный холостяк в возрасте – что он может скрывать? Но разве это не было личным делом Берта? И неужели ей больше нечем заняться, кроме как выуживать из него то, о чем ему, очевидно, нелегко говорить?

Хульда решительно ускорила шаг. Ей предстояло заставить еще не родившегося своенравного ребенка развернуть свой зад в нужное направление.

23

Понедельник, 5 ноября 1923 г.

– Как продвигается твое дело? – поинтересовалась Хульда. Она сидела возле Карла в трамвае, идущем в сторону Митте, и, млея от удовольствия, льнула к нему, вдыхала его запах, была сонная, но счастливая. Каким-то чудом им достались два свободных места. Было раннее утро, небо над городом медленно прояснялось, вставало солнце.

Карл с опаской посмотрел на Хульду:

– Об этом я тоже хотел с тобой поговорить.

– Ах, в самом деле? – Хульда удивленно взглянула на него. – Ты решил больше ничего от меня не скрывать?

Он отрицательно покачал головой:

– С моей стороны было глупостью считать, что мне нельзя говорить с тобой на эту тему. Я очень часто думал о ребенке из квартала Шойненфиртель и все больше склоняюсь к мысли, что твой случай как-то связан с моим. Хотя я пока не понимаю, каким именно образом.

Хульда сжала его ладонь, и он слабо улыбнулся.

– Но знаешь, я бы продвинулся дальше в своей работе, если бы в понедельник утром не раздался срочный звонок и мне не пришлось бы играть в частного детектива для одной акушерки.

«Одна акушерка» с облегчением вздохнула, услышав в голосе Карла так любимый ею ироничный тон.

– Но я это, конечно, делаю с охотой, – уже серьезнее продолжил он, нежно поцеловав ее руку. – Я рад видеть прежнюю Хульду, которая не может не совать свой нос, когда чует что-то любопытное.

– Не наглей!

– Все в порядке. – С наигранным смирением Карл поднял руки. – По поводу моего дела… Ты ведь обещаешь никому не рассказывать?

Хульда энергично кивнула.

Карл наклонился к ней, чтобы только ей одной было слышно его в шуме голосов переполненного трамвая.

– Ты наверняка читала о машине с мертвыми детьми в Темпельхофе. Теперь мы, вероятно, вышли на след крупной группировки похитителей детей.

– Похитители детей?

Карл кивнул:

– Очевидно, в Берлине и не только в нем, но и по всей Европе, орудуют банды так называемых детских маклеров. Их задача – поиск нежеланных детей, выплата незначительной суммы за них и продажа тому, кто больше предложит.

– Но почему? Зачем они нужны… покупателям? – ахнула Хульда. Они только что проехали Лертерский вокзал, где было полно нищих. Несколько отчаявшихся полицейских пытались следить за порядком и силой стаскивали оборванцев с тротуаров, но нищих было слишком много, и их нельзя было просто так убрать.

– Детей постарше используют в качестве дешевой рабочей силы, – голос Карла оборвал ее мрачные мысли. – В сельском хозяйстве, на фабриках, на мелких предприятиях. Маленькие детские ручки ценятся везде, например, на ткацких станках. Там никому нет дела до времени отхода ко сну и до перерывов для отдыха, так что можно беспрепятственно эксплуатировать бедных ребятишек.

Хульда возмущенно покачала головой:

– Неслыханная наглость. А дети помладше?

– В Европе достаточно богатых семей, которые хотели бы иметь детей, но у них не получается, – сказал Карл и быстро заговорил дальше, словно мысль была ему неприятна: – Эти люди покупают себе