Звякнула цепь. Запястья ожгло болью. Он прикусил губу, чтобы не вскрикнуть, и распахнул глаза. Перед взором, куда ни повернись, была только каменная кладка, покрытая инеем. Почему-то она раскачивалась в такт капели.

Спустя мгновение Лис понял, что качается он сам, подвешенный на цепях к потолку. Его ноги доставали до земли лишь большими пальцами. Стоило ему единожды забыться и потерять опору, как боль в содранных до мяса запястьях стала невыносимой. Он закричал что было мочи, но не услышал собственного крика. Только кап… кап… кап…

«Танцуй», — сказали ему камни стен. Пол под ногами вдруг накалился докрасна, а цепи, удерживавшие его руки, ослабли. Запахло палёным. Пришлось встать на цыпочки и подтянуться, чтобы не чувствовать жара. Выбор был невелик: повиснуть на руках, на которых уже и так не было живого места, или быстро-быстро перебирать ступнями, чтобы не поджарились пятки. Танцевать — как велели камни.

А эти жалкие булыжники смеялись над ним, скалясь зубастыми трещинами:

«Решай, что тебе важней? Руки или ноги?»

И вот уже не вода, а кровь потекла от запястья к локтю, щекоча шею. Кап… кап… кап…

От боли темнело в глазах, к горлу подкатывала дурнота. Лис надеялся, что сейчас потеряет сознание — и проснётся.

Где же Маржана? Она что, решила бросить его в этом кошмаре? Отомстить за то, что он отказался бежать с ней? Да, с неё станется… Ох, как же неосмотрительно он доверился маре — не абы какой, а главной над Кощеевыми Клинками. Думал, можно вот так запросто скоротать с девицей ночь, а потом сказать, что ничего не было? Или это она сказала? А, теперь не важно. В её силах было сделать эти муки вечными — даже если бы наяву прошло всего мгновение. Этого вполне хватило бы, чтобы сойти с ума.

Лис закашлялся — с раскалённого пола поднимался едкий дым, заполняя собой всю темницу — тесный каменный мешок, в котором он не смог бы даже вытянуться в полный рост, если бы ему позволили лечь.

Вдруг до его ушей донёсся истошный девичий крик — хоть и приглушённый толстой кладкой стен, но всё равно исполненный боли и отчаяния. Один из камней-насмешников подвинулся, открывая длинную щель, похожую на бойницу.

«Слышишь? — прошелестели булыжники. — Узнаёшь?»

И не слухом, но сердцем Лис узнал голос своей матери. Он дёрнулся в цепях, но так и не решился подтянуться, чтобы заглянуть в открывшийся проём. Слишком страшно было убедиться в своей правоте.

«Её пытают из-за тебя! — камни корчились, хохотали, выли волками, ухали совами, перекликались на разные лады. — Всё это из-за тебя!»

— Нет! — больше выдохнул, чем выкрикнул он — и проснулся.

А потом ещё долго — беззвучно и отчаянно — рыдал в объятиях разбудившей его Маржаны. Та гладила его по голове, дула в волосы, нежно поправляла прядки, прилипшие к вспотевшей шее, и твердила, как заклинание:

— Всё хорошо, милый. Это просто сон, дурной сон. Чужая явь, не твоя.

— Сон? Правда? — пролепетал Лис, когда снова смог говорить. Собственный голос показался ему незнакомым, хриплым — будто сорванным от долгих криков. И чёртова весенняя капель звенела по растаявшим от весеннего тепла лужам, как сумасшедшая: кап… кап… кап…

— Сколько я проспал? — он глянул вверх. На чистом небе не было ни облачка, а солнце, казалось, почти не сдвинулось с места. Значит, он отсутствовал совсем недолго.

— Всего лишь четверть часа, — Маржана баюкала его голову в руках. — Может, поспишь ещё? Эй, да не дёргайся ты так! Дурных видений больше не будет, обещаю. Добрые сны — не моя стезя, но я могу сделать так, чтобы тебе вообще ничего не снилось. Хочешь?

Лис скрипнул зубами. Гордость не позволила ему принять предложение мары, хотя он знал, что пережитое ещё не раз вернётся к нему в ночных кошмарах. Такое не забывается!

— Это всё правда? Мой отец в самом деле мучает пленников вот так?

— Бывало и похуже, — вздохнула мара. — Я показала тебе лишь малую часть того, что у нас называют «Кощеевой наукой». Каждого провинившегося князь старается проучить особым способом.

— Она ещё жива? — Признаться, увиденное никак не укладывалось у Лиса в голове. Одно дело слушать рассказы о жестокости Кощея и иногда видеть головы «окаянников» (как их величал отец), насаженные на колья, и совсем другое — ощутить всё это на собственной шкуре.

Маржана поёжилась.

— К сожалению, да. Но, думаю, Василисе об этом знать не стоит. Не скажешь ей?

— Ни за что… — пробормотал Лис. — Это ж сколько лет минуло? Почти вечность.

Он схватился за руку мары, как утопающий хватается за соломинку, прижал к своим губам и сбивчиво забормотал: — Понимаю, отец был очень зол, что его обманули. А кто бы не был? Но такого ужаса никто не заслуживает! Никто, понимаешь?! Я должен вытащить её оттуда. Спасти…

— Дурачок ты, Лис, — Маржана, наклонившись, поцеловала его в висок. — Там уже года четыре как некого спасать.

Но он упрямо мотнул головой. И яростно (откуда только взялись эти металлические нотки в голосе?) повелел:

— Ты отведёшь меня к ней! Поняла?!

И столько твёрдости (а вместе с нею и горечи) было в этом приказе, что мара не осмелилась отказать.

Глава шестнадцатая. В ларце — заяц, в зайце — утка…

Это только сказать легко, мол, возьми да отведи, а вот сделать трудно. Конечно, Кощеевы узники строго охранялись — и вовсе не марами, как прежде думал Лис. Он привык замечать этих тихих и неприметных девиц-кошмариц в коридорах замка и ведать не ведал, что дальше княжеских покоев, женской половины да того крыла, где обитала навья знать, их влияние не распространялось.

Подземелья находились в ведении внешней стражи, которой командовал грозный и вечно хмурый дядька Ешэ, советник Кощея. Лис