«Пятое октября. Воскресенье. 18–00.

Всё те же Чистые пруды.

После первой встречи прошёл месяц. Тридцать дней. Времени более чем предостаточно. Настолько предостаточно, что я начал забывать и о Соколове, и о нашем предыдущем разговоре. А зря! Такие люди, как Александр Иванович, ничего не делают просто так.

Оказывается, Соколов читал все мои статьи, был в курсе всех моих неудач, которые я неудачами не считаю. Мало того, навёл справки по поводу семьи, родителей.

На вопрос, что заставило начать проявлять к персоне моей интерес, ответ прозвучал примерно так: «Правдивость написанных вами статей, смелость, настойчивость, целеустремленность».

Говорили долго и много, в основном о политике, об искусстве, о жизни. Ни слова о самом учёном, о его семье, про научную деятельность. Лишь случайно оброненная фраза: «Если бы вы знали, как тяжело жить, борясь с самим собой».

Видимо, Александр Иванович в чём-то хотел признаться, но не знал кому. Выбор пал на меня, вероятно, благодаря мнению, что сложилось у Соколова в процессе изучения меня как личности. Внутренние переживания оказались сильнее обстоятельств, и учёный, почувствовав припёртым к стене, начал изыскивать возможность переложить часть ответственности на плечи кого-то, в ком мог быть уверен, как в самом себе.

В чём именно должен признаться Соколов, я не только не догадываюсь, но и не имею ни малейшего понятия. Зато появилась уверенность в том, что ещё немного и Александр Иванович начнёт говорить. Какими будут его слова? Что те будут означать? Предстоит узнать совсем скоро. Вопрос только в том, оправдаю ли я надежды человека, который, как мне кажется, близок мне по духу»

«Восьмое октября. Среда. 17–00».

Перевернув страницу, Илья подумал: «Надо же, прошло всего два дня, а Соколов опять назначил встречу. Похоже, и вправду решил исповедаться».

Скрип дверных петель заставил Богданова вздрогнуть.

В комнату вошёл отец. Подойдя к столу, ни слова не говоря, выдвинул из-под стола стул. Приставив к ногам Ильи, вопросительно глянул на сына.

— Ну, как?

— Пока не очень? Эмоций много, информации ноль.

— А ты ждал детектива?

— Вроде того.

Протянув руку, Богданов — старший взял из рук сына тетрадь, глянул, на какой странице тот остановился. С ухмылкой закрыв дневник, отложил тот в сторону.

— Молодёжь, молодёжь! Живёте, будто кино просматриваете. Всё ждёте, чем закончится. А того не понимаете, что серия одна и чем быстрее начнут мелькать титры, тем ближе конец.

Ткнув коленом в ноги сына, да так, что те оказались на полу, Николай Владимирович, направив взгляд на Илью, спросил: «Я тебе для чего дневники дал? Для того чтобы ты через них смог дойти до сути наших с Александром Ивановичем отношений».

Приложив ладонь к груди, Николай Владимирович круговыми движениями помассировал сердце.

— Тебе плохо?

Илья привстал. Не зная, какие следует предпринимать в подобных случаях действия, не на шутку испугался.

— А ты как думаешь? — проведя по лбу рукой, произнёс Владимир Николаевич.

— Может, мать позвать?

— Не надо. От болезни души таблеток пока не придумали.

Понимая — камень брошен в его сторону, Илья не мог осознать, чего добивается отец?

«То, что изучение мною дневников для него являлось ключевым моментом, это понятно. Но в чём моя вина? В том, что принял откровение за лирические отступления? И что в этом плохого?»

— Хорошо! — произнёс Илья, давая понять, что намерен вести себя по-другому. — Допустим, я неправильно себя настроил, ждал одного, получил другое. Если да, почему не объяснить всё словами. Соколов был таким — то таким. Я бы понял, сделал соответствующие выводы.

— Замолчи, — слетевшие с губ отца слова показались Богданову раскатами грома. Таким он его ещё не видел. Глаза выглядели непривычно холодными, лицо будто вылепили из гипса, нос заострился, тело напряглось так, словно готовилось к прыжку.

Взяв одну из тетрадей, Николай Владимирович начал перелистывать страницы. Делал он это с таким видом, словно пытался восстановить в памяти то, что знал наизусть. Проступившее на лице удовлетворение означало: «Слава Богу! Сознание свежо. Нет надобности пичкать себя сомнениями».

Закрыв тетрадь, Николай Владимирович не стал откладывать в сторону, положив на колени, прикрыл рукой. И было в этом что-то от прощения, от успевшей остыть обиды.

Скользнувшая по губам улыбка, прищуренный взгляд, лёгкое поглаживание ладонью по потёртой обложке давали понять, что человек находится в боевой готовности. Оставалось дождаться, когда сын доведёт себя до такого же состояния, и можно будет продолжить разговор.

— Только во время четвёртой встречи начали проявляться контуры наших будущих отношений, — произнёс Николай Владимирович, при этом взгляд его не был направлен в глаза сыну. Он словно отсутствовал вовсе, прибывая в том временном измерении, о котором шла речь.

— На этот раз Александр Иванович больше говорил, чем задавал вопросов. Рассказывал о деде, о прадеде, о том, как когда-то, то ли в шестнадцатом, то ли в семнадцатом столетии, царствующий монарх, оценив труд старшего ловчего, подарил тому то ли перстень, то ли икону.

Про отца упомянул единожды и то вскользь. Однако по тому, как произнёс имя, стало ясно, родитель означал для Александра Ивановича нечто большее, чем просто отец.

В своё время Ивана Соколова называли вторым Николой Тесла. И знаешь почему? Причина состояла в профессиональной деятельности. Ивану Андреевичу, как и знаменитому сербу, удалось повторить опыт с передачей токов высокой частоты на расстояние более сотни километров без проводов и разных там кабелей.

— В чём ему помог сам Никола Тесла? — неожиданно для самого себя произнёс Илья

— Что ты имеешь в виду?

— То, что в тридцать седьмом по приглашению Берии страну советов посетили Тесла и Оппенгеймер, прародитель атомной бомбы. И тот, и другой прожили три недели у Берии на даче. Туда же был приглашён и Иван Андреевич Соколов.

— Откуда знаешь?

— От одного осведомлённого источника.

— Фамилия?

— Краснов — полковник внешней разведки.

— Краснов? — Николай Владимирович задумался. — Не знаю.

— Ты и не мог знать. В компетентность внешней разведки не входит следить за журналистами.

— Бог с ней, с разведкой, — вынужден был сдаться Богданов — старший. — Вернёмся к разговору о Соколове. То, что ты знаешь о пребывании Теслы в СССР, это хорошо. Не надо вводить в курс понимания вопросов, которые будут возникать в процессе разговора.

— Вопросы, связанные с новым видом оружия?

— В том числе.

Заглянув в тетрадь, Николай Владимирович, пробежал глазами по написанным им же строкам и закрыл ее. Отложил в сторону, после чего взял со стола другую.

Впечатление было такое, будто человек что-то ищет, но не может найти.

Как только вторая тетрадь легла поверх первой, Богданов