Тут я прислушалась к тому, что говорят за столом. Обсуждали новость – Евгений Больц собирался жениться на своей японке. Почему-то эта новость вызвала у Светланы безудержный смех.

– Так ему и надо, пусть весь мир теперь над ним потешается! – веселилась Кричевская.

– Да ладно тебе, мам! – великодушно махнул рукой Валя. – По-моему, они отличная пара. Окими очень милая и папу любит. Следит, чтобы он правильно питался и все такое… А папа на нее смотрит влюбленными глазами. Я виделся с ними перед их отъездом в Австралию, – пояснил юноша в ответ на мой недоумевающий взгляд.

– Сейчас у Евгения Михайловича очень плотный гастрольный график, – деловито сообщила Жанна. – Но в апреле у него будет перерыв, и на это время он пригласил нас с Валей к себе в Калифорнию. Обязательно поедем! Вот здорово будет, правда? – И Жанна прижалась к плечу мужа.

Я вежливо участвовала в разговоре, восхищалась, спорила, поддакивала – но мысли мои были заняты совсем другим, а взгляд невольно останавливался на лицах Галины Георгиевны и Светланы. Неужели это все? Хеппи-энд?

Мать и дочь иногда переглядывались, как сообщники. Они напоминали преступников – таких я повидала предостаточно, – в которых борются противоречивые желания. Чтобы кто-то узнал о том, как ловко они провернули это дельце и восхитился этим. Чтобы никто никогда не докопался до правды. Чтобы кто-то наконец остановил их…

Но я сидела смирно. В этом доме я гость. Если кто-то хочет разбудить спящую собаку, пожалуйста. Но не я…

Инициативу, как всегда, взяла на себя Светлана. Когда обед закончился, десерт был съеден, а все тосты сказаны и подошло время прощаться, Кричевская неожиданно заявила:

– Дети, нам с Евгенией нужно поговорить о чем-то важном.

Валя удивленно посмотрел на мать.

– Мам, я уже взрослый, ты не забыла? – насмешливо вскинул брови юный принц. – Мне что, уйти в свою комнату и поиграть в машинки, пока взрослые будут вести важные разговоры?

Светлана взглянула на сына. Лицо ее заливала нехорошая желтоватая бледность. Женщина сжала челюсти, справляясь с гневом, потом ровным голосом произнесла:

– Валентин, это не обсуждается. Речь пойдет о вещах, которые тебе не положено знать.

– Но, мама! – возмутился юноша.

Неожиданно на помощь дочери пришла Галина Георгиевна:

– Валечка, для тебя же будет лучше, если ты послушаешься мамочку. Поверь мне. Это все для твоего же блага…

Валентин растерянно переводил взгляд с бабушки на мать. Тут вперед выступила Жанна. Она ухватила супруга под руку и, солнечно улыбаясь, поддержала обеих женщин:

– Если так будет лучше для тебя… Пойдем, Валя.

Я восхитилась девочкой. Жанна понятия не имела, о чем идет речь, но инстинктивно поняла, что это знание грозит опасностью ее юному супругу, и готова сделать все, чтобы сохранить Валентину душевное равновесие. Против трех женщин Валя устоять не смог. Растерянно моргая, он позволил Жанне увести себя.

Я была этому рада – на мой взгляд, для юноши будет лучше кое-чего не знать. Иначе знание разрушит его жизнь. А она только начинается…

Когда новобрачные скрылись, Галина Георгиевна отпустила свою помощницу и заявила:

– Евгения довезет меня, куда нужно. Правда, Женя?

Я заверила, что это меня ничуть не затруднит. Кресло старухи катилось легко. Мы спустились на первый этаж и устроились в гостиной – той самой комнате, где все началось. Светлана отпустила всю прислугу, так что нашему разговору никто не мешал, и оттягивать дальше было бессмысленно. Мать и дочь видимо нервничали. Галина Георгиевна комкала платок, Светлана кусала губы. Взглянув на их бледные лица, я сказала:

– Вообще-то, это совершенно не обязательно. Я могу встать и уйти прямо сейчас. Никто ничего не узнает – я всегда храню тайны тех, на кого работала.

Мать и дочь переглянулись. Потом старуха медленно отрицательно покачала головой.

– Вы, Евгения, наверное, думаете, что я чудовище, – низким голосом произнесла Галина Георгиевна.

– Ну что вы! – вежливо сказала я.

Старуха мрачно усмехнулась:

– Не спорьте. Вы смотрите на нас и не можете понять, как мы можем с этим жить – так, как будто ничего не было. Вы думаете, что я собственными руками толкнула моего сына в постель к моей дочери. Причем все это происходило на моих глазах в течение двух лет. Вы уверены, что я терпела это ради наследства Светланы. То есть я не только потворствовала кровосмешению, но еще и алчная сверх меры.

Честно говоря, именно так я и думала. Но промолчала.

– Я хочу прояснить ситуацию. Оправдаться в ваших глазах… хотя вы всего лишь наемный работник, обслуживающий персонал, – на мгновение из-под трагической маски проглянула прежняя Галина Георгиевна. – На самом деле я хочу оправдаться не только перед вами, сколько перед Светланой. Ну, и перед самой собой.

– Светлана вам не дочь! – внезапно сообразила я.

– Откуда вы знаете? – напряглась старуха. – Кто вам сказал?!

– Никто! – Я пожала плечами. – Просто я вспомнила, как вы однажды упрекнули Светлану, дескать, она вас не слушалась «еще подростком». Меня еще тогда зацепила эта фраза. Любая мать на вашем месте сказала бы «еще ребенком». А ваша фраза означала, что детство Светланы прошло без вашего участия.

– Меня взяли из детдома, когда мне было десять лет, – кивнула Светлана. – Разумеется, я прекрасно все помню.

– Поэтому вы были так настроены против Жанны?

Светлана горько усмехнулась:

– Какая ирония судьбы! Я просто не могла вынести мысли, что мой мальчик из всех девушек мира выбрал интернатскую.

– Ну, вам же это в жизни не помешало? – улыбнулась я. – Скорее, помогло. У вас стальной характер, и именно этой закалке вы обязаны своим успехом в жизни, разве не так?

– Не так, – зло усмехнулась Кричевская. – Своим успехом я обязана тому, что мне приходилось всю жизнь, каждый день, с самого детства и до сегодняшнего дня, доказывать моим приемным родителям, что я чего-то стою. Что они не прогадали, когда из всех детишек выбрали именно меня.

Светлана посмотрела на мать и тихо закончила:

– Не уверена, что мне это удалось…

Галина Георгиевна поджала тонкие губы. Но покаянный формат мероприятия не допускал старых обид, и старухе пришлось раскрыть карты:

– Светлана, я честно старалась тебя полюбить. Прости, что не смогла. Ты умная, сильная, волевая женщина… Но к тому моменту, как мы взяли тебя из этого детдома, у меня уже был ребенок.

История, которую изложила нам Галина Георгиевна, была проста и банальна. В далеком тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году Галя Ложкина приехала в Тарасов поступать в музыкальное училище. Девушку закружила городская веселая жизнь, и вскоре деревенская дуреха уже ревела на приеме у гинеколога – Галя была беременна. Ревела Галя по трем причинам. Первая – сероглазый Вова, злодей-обольститель, растворился на просторах необъятного Советского Союза и совершенно не желал обременять себя потомством. Вторая причина была банальна – вернуться в родную деревню с позором и, как тогда говорили, «довеском» Галя не могла. Честолюбивая девушка, покидая дом, произнесла прочувствованную речь на тему «Как я рада, что больше не увижу всего этого навоза». Конечно, после этого вернуться было немыслимо – односельчане и бывшие подруги задразнят насмешками.