отводилась своя роль. Очевидно, она доказывала, что изначально немцы пребывали в тяжком рабстве у славян. Позднее, как говорится на других страницах «подборки», немцы хитростью и коварством постепенно сумели подчинить славянские племена «на Рейне и по морю», овладеть исконно принадлежавшими тем землями и густо их заселить[592].

Историки связывают возникновение столь своеобразного собрания публицистических текстов с ситуацией либо 1437 г., возникшей после смерти императора Сигизмунда[593], либо же 1458 г., когда готовилось избрание Йиржи Подебрада[594]. (В последнем случае предполагается, что первые 12 листов брненского кодекса, на которых записана «Краткая подборка» вместе с «Веном Александровым», еще одним антинемецким сочинением («Curtasia contra Theutonicos»)[595] и фрагментом из хроники Далимила, были позднее добавлены к рукописи, выполненной, как упоминалось, еще в 1443 г.[596]) Некоторые исследователи относят все собрание еще к XIV в. Хотя ученые споры о времени возникновения «Краткой подборки», судя по всему, далеки от завершения[597], аргументы всех сторон для нас не слишком значимы, поскольку исходная принадлежность «Грамоты Александра» именно этому памятнику (поздне)гуситской публицистики сама по себе отнюдь не очевидна и никем пока не доказана.

Скорее наоборот, было бы надежнее вместе с Й. Добровским[598], О. Одложиликом[599] и X. Роте[600] исходить из того, что «Вено Александрово» было написано существенно ранее «Краткой подборки», и анонимный противник немецких претендентов на чешский трон использовал для своих целей уже готовый текст (а не просто туманную устную легенду, которой он только придал письменную форму). Ведь если бы этот публицист сам придумал «Дар», он бы, конечно, провел границы, отведенные Александром славянам, более подходящим к случаю образом. Зачем ему подчинять всю Италию, если такое ретроспективное «завоевание» никак не созвучно его антинемецким настроениям? В меридиональном направлении ему вполне хватило бы задать пределы «исконно славянских земель», скажем, «от моря» и до Альп. Намного важнее должно было ему представляться направление Восток – Запад – в конце концов, в своем комментарии он и сам относил Рейнскую область к исконно славянским территориям[601]. Почему же тогда Александр Македонский упустил прекрасную возможность назначить Рейн западной границей славянского мира?

Далеко идущие «империалистические» претензии составителя грамоты вообще трудно объяснить публицистическими топосами и политическими целями гуситского движения. Зачем гуситам Италия? Или же автор грамоты понимал под итальянцами, обязанными служить славянам, папу и кардиналов?

Маловероятно… Может быть, нам следует отнести возникновение «Славянской привилегии…» к 1427–1433 гг., когда гуситы устраивали походы далеко за границы Чехии? В те годы их отряды действительно могли двинуться в любую сторону, атакуя Верхний Пфальц, Лужицы, Силезию, Польшу, Словакию, Саксонию, Тюрингию, Бранденбург, Австрию… Гуситы добирались даже до Данцига (Гданьска), но вот как раз Италия не относилась к их излюбленным целям.

Такого рода сомнения подвигли некоторых историков к тому, чтобы перенести время возникновения «Вена Александрова» в догуситские времена, и прежде всего к годам правления чешского короля и императора Священной Римской империи Карла IV Люксембурга (1346–1378). Так, по мнению А. Видмановой, интерес к фигуре Александра Македонского в чешской литературе отчетливо заметен в XIV столетии, но к XV в. он уже угасает[602]. Кроме того, она находит определенное сходство между тем, как автор «Вена Александрова» переосмысливает античную историю, и «антикизирующей» тенденцией знаменитой габсбургской подделки – австрийской «Большой привилегии» (Privilegium maius) 1358–1359 гг.[603] В конце концов она приходит к выводу, что «Грамота Александра» должна была возникнуть в последнее десятилетие правления Карла IV (т. е. в 1368–1378 гг.) в качестве чьего-либо сугубо литературного упражнения, вроде тех, что рекомендовались и распространялись пособиями по ars dictaminis[604]. В последнем пункте А. Видманова может быть права: в «Вене Александровом» трудно выявить серьезную политическую подоплеку, такую, какая очевидна в Privilegium mai-us[605]: оно больше походит на результат интеллектуальной игры. Поскольку трудно представить, какие силы после гибели Пржемысла Отакара II в 1278 г. могли бы связывать свои ожидания с щедростью македонского царя[606], в «Грамоте Александра» скорее угадывается ученая шутка «проторенессансного» канцеляриста, увлекавшегося древней историей, нежели коварный политический замысел.

Хотя аргументы А. Видмановой (как и других согласных с ней историков) в пользу датирования «Привилегии славянам» XIV веком убеждают далеко не полностью, канцелярию Карла IV действительно можно признать подходящим местом для проявления юмора такого рода. Конечно, самого Карла IV Люксембурга нелегко без оговорок отнести к «славянам», несмотря на мать из дома Пржемысловцев и его неизменно благосклонное отношение к Чехии, особенно к Праге. Однако в ближайшем окружении государя всегда хватало выходцев из Чехии, Моравии, Лужиц или Силезии. После первого итальянского похода 1355 г., когда Карл IV получил императорский титул в Риме, его высокопоставленным придворным-славянам (вроде Яна Очко из Влашима) или же, напротив, рядовым сотрудникам императорской канцелярии могло порой действительно казаться, что это они управляют всей Священной Римской империей, причем «до самых южных пределов Италии». Было бы, конечно, весьма заманчиво найти однажды подтверждение тому, что «Славянская привилегия Александра» возникла примерно в том же круге людей, что Majestas Carolina и Золотая булла 1356 г. Однако пока для такого утверждения недостает оснований.

III

Давняя уже склонность историков к тому, чтобы относить возникновение «Вена Александрова» еще к XIV столетию, была не в последнюю очередь вдохновлена первой публикацией этого текста. Он был издан в 1541 г. в составе «Чешской хроники» историка Вацлава Гаека из Либочан (ум. 1553). «Славянская грамота Александра» появляется в печати на чешском языке – в записи хроники о событиях 1348 г. В. Гаек рассказывает здесь о том, как Карл IV основал в Праге бенедиктинский монастырь св. Иеронима, богослужение в котором должно было вестись на славянском языке, хотя и по римскому обряду[607]. (На самом деле монастырь открыли еще в ноябре 1347 г.) По такому случаю король якобы и передал братии «Грамоту…», причем, как можно заключить из контекста, в доказательство древности и благородства славянского языка, ни в чем не уступающего латыни[608].

Из этой записи В. Гаека с уверенностью можно сделать только один вывод: в XVI столетии пражане были уверены, что «Вено Александрово» прочно связано с обителью св. Иеронима. Возможно, и сами монахи в это время рассматривали «Вено…» в некотором роде как одну из своих закладных грамот. Из этого позднего обстоятельства историки, однако, часто делают слишком далеко идущие выводы. Прежде всего, неоднократно высказывалось мнение, что «Грамоту Александра» могли привезти с собой в Прагу те хорватские бенедиктинцы, которых Карл IV пригласил в качестве первых насельников