Никогда в своём предыдущем мире я не знал про подобные суда. А уж тем более не ведал, что они входили в состав второй тихоокеанской эскадры. Сама эскадра ушла с Балтики ещё второго октября. И я мог только предполагать, что этот эрзац-авианосец пойдёт через Суэцкий канал чтобы воссоединиться с остальной эскадрой на Мадагаскаре. А может и догонит у Африки, учитывая скорость движения броненосцев.

— Ну, или участок под дом. Мы, потом, сами построимся.

— Сами — это кто? Ты там не жениться надумал, бесёнок?

— Тьфу, тьфу, тьфу, — сплюнул я через левое плечо и перекрестился. — Это для пионеров моих, городских. Ты же знаешь, что приют переносят. А городским пионерам, которые не из приюта теперь придётся долго добираться. Штаб же в здании приюта находился.

Приют, который раньше был приписан к бондарному заводу, по решению руководства нашей корпорации решили прикрепить сразу к двум предприятиям. К заводу нефтяных двигателей и к «Арсеналу Хухты» (Huhtin arsenaali), как обозвали объединение порохового завода и оружейного цеха. Перенесли приют специально, чтобы детишки с самого раннего возраста учились работать на станках и затем оставались на этих заводах трудиться.

А для бывшего бондарного завода, который теперь гордо именовался фабрикой деревянных изделий, по согласованию с губернатором перенесли приют для глухонемых сирот из Раахе. Его как раз собирались закрывать из-за каких-то финансовых проблем. То ли в местном благотворительном фонде кончились деньги, то ли их кто-то украл. Я в эту историю особо не вникал из-за загруженности.

Думал, закончится лето и отдохну в лицее. Ага, размечтался. Так мне и дали это сделать. Сначала дорабатывали пулемёт, который, в итоге, решили представить на конкурс ГАУ (главное артиллерийское управление) в декабре, сразу двух типов. Легкий, который переделывали я и Ханс Шмайссер, и почти видонеизменившийся станковый, над которым корпели старший Шмайссер и Александр Бьярнов.

Оба пулемёта получили боепитание от жесткой ленты-кассеты на двадцать пять патронов, как у пулемёта Гочкиса образца 1914 года моего предыдущего мира.

Так как мы ладили пулемёты под трёхлинейный патрон, то переделка затвора заняла бы очень много времени. А так, сохранившееся лентоприемное и протяжное устройство просто перенесли на левую сторону. Луис Шмайссер немного переделал кожух водяного охлаждения. Теперь он был меньше, всего на три литра воды. Соответственно и общий вес пулемёта сократился.

Пока мы испытывали оба образца, я, как самый младший в команде, снаряжал патронами кассеты. И мне это так надоело, что я практически сразу вспомнил о чудесном агрегате под названием «машинка для зарядки пулемётных лент Ракова». В армии я эту машинку видел только издали, а вот в клубе реконструкторов познакомился с ней очень хорошо. Что-то подобное, насколько я помнил из прочитанного в интернете, должен создать в 1910 году Хуго Борхардт.

И я, за неделю, не привлекая никого на помощь, сваял эту патронную мясорубку. Мог бы уложится и быстрее, но долго провозился с регулируемым приёмником ленты, чтобы агрегат подходил под все виды лент и кассет. Когда я впервые продемонстрировал свою поделку старшему Шмайсеру, он вцепился в неё как мой кузен Микка вцепляется в мороженое. Почти целый день, забив на все работы, он только и делал, что крутил рукоятку аппарата заряжая кассеты. А бедный Ханс разряжал их ему.

В итоге, на конкурс мы повезём два пулемёта. Станковый — системы Шмайссера и ручной — системы Шмайссера-Хухты, ну, и «заряжательную» машинку имени меня. Документы в Петербург были не только отправлены, но даже уже получен был ответ, что мы зарегистрированы в качестве участников, и нам были присланы приглашения на демонстрацию. Которая должна была состоятся 16 декабря 1904 года в казармах лейб-гвардии Конного полка.

— А почему этим не озаботился Нойер? — отмер после продолжительного молчания дед Кауко, когда мы уже почти добрались до дома.

Александр Нойер был главой губернской ячейки аграрной партии, которая и курировала пионерское движение в Улеаборге.

— У них сейчас нет возможности найти необходимую сумму, — процитировал я ответ херра Нойера деду.

— А у нас есть? А они потом захапают дом себе. Зачем оно мне надо?

— Если оформишь на себя, то не захапают. Впрочем, зря я с тобой этот разговор завёл. Сам обойдусь. Попрошу брата Кауко помочь. Надеюсь, он не такой как ты.

— А ну стоять! — рявкнул старик так громко, что с соседнего забора с перепуга упала кошка.

И схватив меня за плечо, развернул к себе, лицом к лицу. Так мы с ним и простояли почти минуту, меряясь взглядами. Благо, я теперь был с ним одного роста, а благодаря ботинкам на высокой подошве, даже чуть-чуть выше, что позволяло мне на него смотреть немного свысока.

— Перкеле, — помянул нечистого дед и отвёл взгляд. — Хорошо. Куплю я дом. А кто за ним присматривать будет? А?

— Мауно. Он же уже по возрасту не может жить в приюте. Пусть живет в «доме пионеров».

— Ты же его хотел на автомобильный заводик взять? А как же он будет работать у тебя, следить за домом и пионерами? — всё никак не сдавался вредный старик.

— Будет работать у меня и присматривать за домом, а «мастер-пионер» в Улеаборге уже Вильхо Хеландер.

— Хеландер? Сын окружного судьи?

— Ну да. А что?

— Да нет, ничего, — почему-то растерялся дед. — Ладно, куплю я твоим пионерам дом. Пошли скорее. Марта обещала свои блины сделать. Они у неё очень хорошо получаются.

Но прежде чем войти в дом, тщательно отчистил от налипшего снега сапоги на придуманной мной тройной щётке.

Вернее, я эту щётку не придумал, а вспомнил. Была такая у одного моего приятеля. И он называл её «финской». Здесь же, в Финляндии, я подобных щёток нигде не видел, а снег приходилось счищать веником. Большие щётки, используемые для стирки, купил на рынке, а раму сделали мне в оружейном цеху. Причем, основание было чугунным, тяжёлым и ребристым, чтобы можно было счищать грязь в межсезонье.