— Ложись! У нее оружие! — раздался хриплый мужской голос откуда-то сбоку.

Посетители завопили и повалились на пол. Ко мне подскочили сразу двое агентов с абсолютно одинаковыми лицами, сорвали с плеча сумку и заломили руки за спину. Я выронила флакончик. «Персидская гурия» со звоном покатилась по кафельному полу.

— Это не оружие! Это духи! — жалобно пискнула я, корчась от боли в плечах и запястьях.

ФСО-шник в пиджаке аккуратно, словно имел дело с миной времен Великой Отечественной, поднял золотистую баночку с пола и прочитал название:

— «Персидская гурия»… — Он понюхал распылитель и отшатнулся с перекошенной физиономией. — Это не могут быть духи. Запах сшибает с ног. Я чувствую сильнейшее головокружение и тошноту. Это… Это самое настоящее химическое оружие. Такое в ходу у арабских террористов, причем у наиболее беспощадных группировок. Я должен вызвать начальство. — И он сказал в рацию какую-то бессмыслицу вроде «код Башни-близнецы».

— Ой! Ой-ей-ей! — застонала я от страха и усиливающейся боли, которая распространялась по телу, как августовский лесной пожар.

Через пару минут, которые показались мне вечностью, заполненной невыносимыми муками, из боковой двери вышел щеголеватый молодой человек в штатском. Слегка взлохмаченная, как у Лермонтова, прическа, офицерская выправка. Его можно было бы принять за беззаботного гусара, типичного поручика Ржевского, любителя хорошеньких барышень и бокала сухого шампанского по утрам, — если бы не холодный, оценивающий взгляд светлых глаз, сразу дающий понять: перед нами хищник, а не прожигатель жизни.

Мне показалось, что я его где-то видела — но я никак не могла вспомнить, где. Может, на рынке? Или в трамвае? Или вообще по телевизору, в программе новостей?

Посетители потихоньку поднялись с пола, а агенты, демонстрируя свое усердие, едва не вывернули мне руки из суставов. Я согнулась так, что уже могла пересчитать песчинки на кафельной плитке.

— Что тут у вас? — ровным голосом спросил начальник у первого ФСО-шника. Тот доложил обстановку, заметно нервничая. Лица я его со своей позиции не видела, но он беспокойно топтался на месте, как взбудораженная лошадь.

— «Персидская гурия»? Я недавно слышал этот запах… — сказал начальник. Его лаковые туфли модного фасона направились ко мне. В зеркальных носках дважды отразилась мое искаженное лицо. — Как вас зовут?

— Вальтер, Любовь Васильевна, — прохрипела я снизу, глядя на изумительные стрелки на его брюках.

— Да, так я и думал… — как бы про себя проговорил начальник ФСО. — Отпустите ее, — приказал он подчиненным. — Опасности она не представляет.

Я почувствовала, как железные клещи разжались — и едва не упала. Начальник вовремя подставил мне руку. На его запястье, под белоснежной хрустящей манжетой, я увидела краешек татуировки. Я знала этот рисунок. Это была кобра в короне.

Глава 24

Сами понимаете, что после вмешательства начальника ФСО, оказавшегося по совместительству рыцарем Ордена Королевской Кобры, все барьеры на моем пути к кухне Константиновского рухнули.

Всемогущий «поручик», действительно ужасно похожий на юного Юрия Яковлева, стремительно шел по галереям дворца, я скакала за ним. При подходе к очередному посту он бросал на ходу: «Со мной», — и запертые двери открывались, металлические штанги турникетов безвольно опускались. Я попыталась заговорить с ним о предстоящем деле, но он резко сказал: «Не здесь».

Наше недолгое путешествие закончилось возле дверей Голландского зала. Кивнув дежурившему здесь охраннику, начальник ФСО шепнул мне на прощание: «Рахе!» («Аревуар, то есть рахе», — промямлила я в ответ), — и так же стремительно удалился.

А я, потирая все еще нывшие запястья, зашла в роковой зал. Из которого могла и не выйти вовсе.

Ну, что я могу вам сказать по поводу убранства кухни, обслуживающей руководителя нашей страны, когда он останавливается в своей петербургской резиденции? Кисло. Если не сказать — убого. Я ожидала обилия мрамора, позолоты, непередаваемой роскоши, космических блендеров и прочих бирюлек. В общем, яркой демонстрации вложенных в восстановление дворца деньжищ — помнится, в новостях назывались немыслимые суммы. Однако то ли длинноносая ведущая перепутала количество нолей, то ли большую часть бюджета потратили на посадку туй и покраску фасада (а скорее всего — на откаты и взятки), то ли вся пышность сконцентрировалась в парадных залах, — словом, Голландский зал если и поражал посетителей, то разве что своей непритязательностью.

Да, крашенные в больничный цвет стены кое-где были выложены изразцовой плиткой. Да, батареи отопления закрыли деревянными панелями. Да, в конце зала в неглубоком очаге крутился барашек на вертеле. Но вообще я будто оказалась на коммунальной кухне где-нибудь в советской коммуналке на Лиговке. Только вместо сварливых хозяек здесь трудились молчаливые повара из «Флёра», среди которых я с удивлением узнала и Черного Пса — в той же мышиной форме, жидкий хвостик спрятан под хлопчатобумажный колпак, щетина аккуратно прикрыта стерильной медицинской маской. Вот уж не знала, что он силен в кулинарии!

Однако, присмотревшись, я поняла, что байкер лишь имитирует готовку, а сам просто для вида стучит разделочным ножом по доске. Рядом с ним я с облегчением заметила Пантеру в очередном рокерском прикиде: вокруг зеленых глаз намалеваны черные круги, кожаная жилетка прямо на голое тело (зато в кожаных перчатках с розовыми черепушками! где логика, спрашиваю я вас?), приспущенные джинсы, не оставлявшие совсем никакого простора воображению, куча каких-то цепей и браслетов.

Фух, значит, ее «серебряный» уровень доступа позволял проходить в подсобные помещения вроде кухни. Девица смотрела преданными глазами на бывшего парня (я совершенно неожиданно почувствовала укол ревности от имени моего сыночка, хотя знала, что она старается ради него), на меня же она не обратила никакого внимания. Молодец, вынуждена была я признать, строго следует плану.

Зато Главный Магистр сразу засеменил мне навстречу, вытирая морщинистые руки о белый фартук с двуглавым орлом и надписью «Дворец Конгрессов». На обмундировании помощников шеф-повара организаторы банкета, похоже, решили сэкономить.

— О муза, о Любовь! — задребезжал старичок еще издалека. — Вы пришли, и значит, нам будет сегодня способствовать фортуна. Рахе! Да свершится месть! — С этими словами он облобызал, и довольно-таки слюняво, мою руку.

— Рахе, товарищ Магистр, рахе, да свершится месть и все такое. — Я деликатно, но настойчиво высвободилась из его цепких лапок. — Ну что, как настроеньице?

— Великолепное, Любовь Васильевна, просто изумительное! Ведь сегодня мы завершим — и как блистательно завершим! — нашу трехсотлетнюю миссию. — Старичок был ужасно возбужден. Он оглядел меня сверху донизу и игриво мне подмигнул. — А вы, моя дорогая, вдохновляете на восхитительное начало новой эры справедливости… О муза, о Любовь! Я должен, я обязан спросить вас: окажете ли вы мне честь стать первой леди России после нашего переворота? Согласитесь ли вы