ни выражалась. Прим. перев.)? — Выражение её лица стало задумчивым.

— Чёрт возьми, нет.

Она хотела большего, и он мог видеть, как внутренняя борьба отражается на её лице, но, к счастью, она сдержалась и забралась в постель рядом с ним.

— Тебе лучше не знакомить меня с тем, кто сделал это с тобой.

Её свирепое выражение лица и угрожающие слова заставили его рассмеяться.

— Я никогда больше не поверю тебе, когда ты скажешь мне, что ты против насилия, cara mia (*дорогая моя, итал., прим. перев.).

— Не тогда, когда кто-то, о ком я забочусь, ранен.

Блядь. Её забота заставила его сердце сжаться в груди. Она заботилась о нём. Это было больше, чем он когда-либо надеялся в ту ночь, когда она убежала, больше, чем он мечтал в последующие годы одиночества.

— Иди сюда, Грейси. — Улыбка тронула уголки его губ. — У меня есть ещё кое-что, что болит, и ты можешь поцелуем прогнать боль.

— Опять? — Она переползла через кровать и оседлала его бедра. — Я не думала, что ты…

— Я что? — Он накрыл её грудь ладонями, крепко сжимая полушария.

— Будешь в состоянии сделать это снова так скоро. — Её ноги раздвинулись, и она покачала своей влажной киской над его членом, уже твёрдым как камень и снова готовым к ней.

— Почему нет? В моей постели самая сексуальная женщина в городе. И если я правильно помню, раньше это никогда не было проблемой. Раньше ты умоляла меня сделать перерыв. — Он выпятил грудь, гордясь своей юношеской выносливостью, и потянулся к тумбочке за презервативом.

— Ты… теперь старше.

— Что? — Он замер с пакетиком презерватива в зубах.

— Ну, тебе сейчас за тридцать… — Её щеки вспыхнули, и она опустила глаза.

— Господи Иисусе. — Он разорвал упаковку и надел презерватив, затем приподнял её, повернув бедра так, чтобы головка его члена просто проникла в неё. — Ты думаешь, я не смогу угнаться за тобой? Я всё такой же, как и тогда, и даже больше. Больше. Сильнее. Быстрее. И я могу трахаться всю грёбаную ночь напролёт.

Тело Грейс затряслось, и он приподнял её подбородок одним пальцем, чтобы увидеть, как она смеётся.

— Маленькая шалунья. Ты точно знаешь, куда вонзить нож.

— Я люблю тебя таким, — сказала она, проводя руками по его плечам. — Ты прекрасен. Неважно, сколько тебе лет…

Он прервал её поцелуем, когда вонзил свой член в её тёплое, влажное тепло. Грейс ахнула ему в рот, и он подтолкнул её вверх.

— Оседлай меня, dolcezza (*сладкая, итал., прим. перев.). Я хочу услышать, как ты кричишь, когда твой старик доставляет тебе удовольствие.

— Так романтично.

— Прямо сейчас я вне романтики. Ты такая чертовски горячая и влажная, я не могу думать ни о чём другом. — Он приподнял её и скользнул глубже, его бедра раздвинули её ноги шире.

— Это твоя вина. — Она откинулась назад, сжимая его член, её руки ласкали его грудь, и, чёрт возьми, это было самое горячее, что он когда-либо видел. — То, как ты прикасаешься ко мне, как ты говоришь со мной и смотришь на меня. Всё в тебе возбуждает меня.

И всё в ней возбуждало его. Теперь он понял, почему Чезаре говорил, что женщины делают мужчину слабым. Он бы умер за это — не только за сам акт, но и за связь с ней, которая превратила встречу из простого физического контакта в нечто, питающее его душу. Чезаре был опасен для его тела, но Грейс была опасна для его сердца.

Он взял её лицо в ладони и нежно поцеловал, создавая устойчивый, медленный ритм, который угрожал его самоконтролю.

Грейс извивалась на нём, её твёрдые соски тёрлись о его грудь.

— В прошлый раз мы делали это медленно, — пожаловалась она.

Да, они это сделали, но он не хотел торопиться. Он хотел снова изучить её тело, прежде чем взять так, как он действительно хотел — жёстко, дико и с полной самоотдачей.

Скользнув руками вниз, он сжал её попку, когда вошёл в её киску. Его средний палец все ближе и ближе подбирался к ложбинке между полушариями. Когда кончик его пальца коснулся её заднего входа, она замерла, и её киска сжалась вокруг него. Он продолжал в том же ритме, ожидая, пока её мышцы расслабятся, прежде чем он сделает это снова. На третьем подходе он слизнул её влагу и нежно нарисовал круги над её анусом.

— Рокко? — Её голос был тонким от неуверенности, но тяжёлым от желания.

— Я хочу тебя здесь, Грейси.

— Мы никогда не делали этого раньше.

Он не хотел задавать следующий вопрос, но ему нужно было знать.

— У тебя когда-нибудь был мужчина в заднице?

— Нет. — Её голос был таким тихим, когда она ответила, что он чуть не пропустил ответ. Удовлетворённое рычание сорвалось с его губ. Он был для неё первым, и теперь он будет первым мужчиной в её самом интимном месте. Грейси будет принадлежать ему. Во всех отношениях она могла принадлежать ему.

— Я собираюсь сделать так, чтобы тебе было хорошо, как в твой первый раз. Тебе понравится, когда я буду у тебя в заднице.

— Мне нравятся твои грязные разговоры. — Она одарила его полуулыбкой.

— У меня куча грязных дел в ожидании моей девушки.

— Твоя девушка любит грязное. — Грейс приподнялась и наклонила бедра, потираясь клитором о его лобковую кость, пока крутила соски между большим и указательным пальцами.

Его девушка.

Верхом на его члене.

Желая всего грязного, что он мог дать.

Это было чертовски много. Он схватил её за бедра, дёрнулся и застонал, когда они соприкоснулись. Когда её щеки вспыхнули, а киска сжалась вокруг него, он скользнул большим пальцем по тугому узлу её клитора и сильно потёр его. Её низкий гортанный стон возбудил его, и они кончили вместе, её киска затрепетала вокруг его члена, когда он высвободился в порыве раскалённого добела тепла.

— Неплохо для старичка, — пробормотала она, падая на него сверху.

— Я ещё не закончил с тобой. — Совершенно измученный, он провёл рукой вверх и вниз по её спине и заставил себя быстро прийти в себя.

Долгое время никто из них не произносил ни слова. Наконец, он осторожно отодвинул её в сторону, чтобы избавиться от презерватива. Когда он вернулся, она надела его футболку и лежала на боку. Рокко забрался в постель рядом с ней и притянул её к себе на грудь. Ему нравился вес, тепло, мягкость её тела, прижатого к нему.

— Ты назвал меня своей девушкой, — сказала она.

Рокко с трудом сглотнул.

— Да, я это сделал.

— Мы