— Ну… — Слуга замялся.

Фрэнсис решила больше не тратить на него время. Она просто пробежала мимо него в дом.

— Стойте! Вы не можете просто так…

Она прошла по красному ковру в окружении цветов — бог мой, похоже, они вычистили все оранжереи в Йоркшире! — и открыла двустворчатую дверь, ведущую в большой зал на другой стороне холла. И остановилась, стараясь осмыслить то, что увидела.

Зал, как и вход в дом, также был роскошно украшен цветами. Три его высокие, покрытые белым лаком двери со стороны сада были распахнуты, и через них открывался вид на каменную террасу, тянущуюся по всей ширине дома, с которой широкие ступени спускались в расположенный ниже парк. В зал проникал теплый цветочный аромат. Фрэнсис знала, что здесь почти всегда было очень холодно, и зимой, несмотря на два огромных камина, его едва можно было обогреть.

За длинными столами сидело около ста гостей: мужчины в темных костюмах или в парадной форме, дамы — в длинных пестрых шелковых платьях, увешанные украшениями. На столах лежали белоснежные камчатные скатерти, на которых стоял тончайший фарфор. Мать Джона, насколько помнила Фрэнсис, принесла его в дом в качестве приданого и всегда очень гордилась им. Горели свечи в высоких серебряных подсвечниках. В углу расположилась группа музыкантов, негромко игравших веселые мелодии. Бесшумно сновали туда-сюда официанты — уносили пустые тарелки, приносили новые блюда и наливали вино.

Это было ошеломительное зрелище, представшее перед Фрэнсис как картина: изображение чего-то, что не имеет никакого отношения к реальности. Ей казалось, что все действующие лица движутся по невидимым нитям и кто-то на заднем плане руководит ими, режиссируя каждый эпизод, как на сцене. Пьеса называлась «Свадьба».

Главными действующими лицами были Джон Ли и Виктория Грей.

Они сидели за самым длинным столом, который тянулся через весь зал. Молодые люди располагались ровно в его середине, и перед ними стоял огромный букет цветов. Джон был одет в темную форму со времен его короткой военной службы, с высоким жестким воротником, украшенную несколькими нашивками его полка и различных объединений, членом которых он являлся. На Виктории было свадебное платье кремового цвета и фата из белого кружева, закрепленная в волосах цветочной композицией. Она выглядела как на картинке. За последний год Виктория таинственным образом очень повзрослела. Когда Фрэнсис уезжала, ей как раз исполнилось четырнадцать лет; значит, теперь она была на пороге своего шестнадцатого дня рождения. Похоже, что свой пятнадцатый год Виктория использовала для того, чтобы избавиться от платьев-матросок, челок и беспрерывного хихиканья. Ее вид вызвал у Фрэнсис тошноту, и она невольно зажала рот рукой.

Рядом с Джоном сидели Морин и Чарльз, рядом с Викторией — мать Джона и бабушка Кейт. Все были заняты разговорами. Морин первой увидела свою дочь, случайно подняв глаза. Она онемела, и Фрэнсис поняла, что ее губы произнесли ее имя.

— Фрэнсис!

Вслед за Морин ее увидели остальные. Джон побледнел. Виктория вздрогнула. Кейт, беседовавшая с каким-то господином справа, замолчала. Странным образом замешательство, которое началось с главных лиц, постепенно пошло по всем рядам. В конце концов все гости замолчали, и даже музыканты, совершенно обескураженные, перестали играть. Лишь одинокая скрипка доиграла последние ноты, и на зал опустилась тишина, а сотня пар глаз устремилась на Фрэнсис.

Она стояла в своем голубом мятом платье, с раскрасневшимися от быстрой ходьбы и зноя щеками, и постепенно — будто готовясь к внезапному шоку — осознавала, что произошло.

Она попала на свадьбу своей сестры. Ее сестра и Джон Ли поженились. Виктория выглядела как маленькая принцесса с цветами в волосах, и у нее был глуповатый вид.

Никто ничего ей не сказал. Никто не счел нужным ей об этом сообщить. Она снова почувствовала, что ее тошнит.

«Я должна уйти, — подумала она в панике, — домой, в Лондон, куда-нибудь…»

Но во всем этом ужасе у нее еще осталось немного холодного рассудка, и он подсказал ей, что она покроет себя позором до конца своих дней, если сейчас повернется и сбежит. Тогда каждый поймет, что она чувствует. Среди присутствующих — их лица расплывались перед ее глазами — наверняка было достаточно соседей, которые точно знали, что Джон Ли и Фрэнсис Грей практически обручены. Они с нетерпением ждали реакции Фрэнсис — как та справится с таким унижением. Она ни в коем случае не хотела доставить им такую радость — видеть, как она в растерянности сбегает.

Ее колени подогнулись, в ушах стоял шум, но она медленно направилась к Джону и Виктории. Пересекла весь зал, буквально чувствуя, как все затаили дыхание. Подошла к Виктории, которая онемела от страха и не знала, куда смотреть, нагнулась к ней и поцеловала ее в щеку. От Виктории исходил запах ландышевых духов, а ее кожа была сладкой, как у младенца.

Голос Фрэнсис звучал чуть сипло.

— Я непременно хотела поздравить мою младшую сестру с ее свадьбой, — сказала она. — Желаю тебе всего самого хорошего, Виктория.

— Спасибо, — пробормотала та, все еще не в силах смотреть Фрэнсис в глаза.

«Неужели я тоже так же внезапно превратилась из ребенка в молодую девушку? — растерянно спрашивала себя Фрэнсис. — Это создание просто перестало быть той Викторией, которую я знала». Все, что было в ней просто милым, набрало силу: волосы больше отливали золотом, темные глаза светили теплее. В вырезе ее платья Фрэнсис увидела верхнюю часть ее небольшой, но высокой груди. И сразу показалась себе старой, худой кошкой. Она никогда не могла соперничать с сестрой в привлекательности, но сейчас различие между ними было просто мучительным.

Джон встал. Его холодные бледные губы коснулись лба Фрэнсис. Чистый, братский поцелуй.

— Фрэнсис, — сказал он; казалось, что ему было тяжело говорить. — Какой сюрприз!..

— Да, не правда ли? Я приехала сегодня из Лондона утренним поездом.

Фрэнсис надеялась, что остальные гости по меньшей мере не знали, что сестра невесты не имела ни малейшего понятия о свадьбе. При этой мысли в ней закипела ярость. «Они, по крайней мере, должны были оповестить меня…»

Чарльз сжал губы, протягивая руку своей старшей дочери. Морин притянула ее к себе, но уклонилась от ее взгляда. Кейт была единственной, кто смотрел на нее прямо. То, что Фрэнсис видела в ее глазах, было не так просто понять. Сочувствие? Кейт никому не выражала сочувствие, максимум — неуважение, но в ее взгляде не было неуважения.

В ее лице читалось понимание того, что сделала сейчас Фрэнсис, и — теперь она это поняла — признание смелости и самообладания, с которым она вошла в этот зал и на глазах у всех поздравила свою сестру. Кейт едва заметно улыбнулась своей внучке, и та ответила на ее улыбку.

Мать Джона, старая миссис Ли, которая никогда не любила Фрэнсис, не смогла удержаться от бестактного замечания. Она наверняка не была довольна тем, что Виктория стала ее невесткой, но раз уже это должна быть дочь ирландской католички, то Виктория, по меньшей мере, была не самым плохим выбором.