— Теперь надо искать рога, — огляделся Таки. Они проплыли немного налево, потом направо… Фрески одна ярче другой сияли невероятными красками. Рыбаки в море, дерущиеся мальчишки, девушки, собирающие цветы… Вот какая-то сложная сцена: человек в короне что-то указывает другому, без короны, но тоже симпатичному, над ними летают то ли птицы, то ли богини, вдали идут корабли.

— Таки, он похож на тебя! — удивилась Принцесса.

Действительно, человек в короне в профиль был здорово похож: линия носа, глаза, чуть приподнятая бровь, опущенный угол рта, чуть заостренное ухо.

— Это царь Минос, — пояснил Таки, — а я — его прямой потомок. Конечно, мы похожи. Не отвлекай меня, я ищу рога.

Наконец рога нашлись — напротив фрески с очередными девушками в оборках. Они были большие, каменные и похожие на что угодно, только не на рога. Они напоминали не часть тела животного, а запчасти к какому-то механизму. Между рогами сидел живой осьминог и укоризненно смотрел на ребят.

— Здесь был культ быка, — объяснил Таки. — Ну, быков считали божественными, а рога — священными. До сих пор рукоятки ножей делают из рогов. Теперь налево и вниз.

Вниз наискосок шел узкий пролом. Он уводил в бездну.

— Мы в эту дыру не пролезем, — сказал Таки. — Наш пузырь толще, чем вход в Посейдонову пещеру.

— Это что, у Посейдона такая изящная фигура? — удивилась Принцесса. — Совсем маленькое отверстие. Я, наверное, прошла бы. А что, если пузырь растянуть? Ну, чтобы он стал длинный и узкий, а не круглый.

— Как это? — не понял Таки.

— Я встану тебе на плечи, — объяснила Принцесса. — Пузырь вокруг нас растянется, и будет длинное такое нечто, как бревно. Оно пролезет в дырку.

Таки скептически хмыкнул, но присел:

— Залезай, попробуем.

Принцессе как-то до сих пор не приходилось заниматься акробатикой. Поэтому она карабкалась довольно долго под ободряющими взглядами осьминога и нарисованных девушек с оборками. Наконец выпрямилась — и пузырь послушно растянулся. Получилась длинная прозрачная сосиска, в которую вместо фарша запихнули Таки и Принцессу. Сосиска, кряхтя, протиснулась в отверстие.

— Ага! Вот оно!

Пещера была полна керамики. Важно стояли пузатые пифосы. Из-за их крутых боков застенчиво выглядывали кувшины. Изящные амфоры лениво лежали на боку. Какие-то сплюснутые сосуды с носиками, изогнутые вазы, штучки на длинных ножках… Принцесса и не подозревала, что такие бывают. И все они были разрисованы дельфинами. Осьминоги, рыбки, морские коньки и ракушки тоже встречались, но редко. Коллекция нарисованных дельфинов у Посейдона была потрясающая.

— Это не она, — бормотал Таки, оглядывая выставку. — И это не она… А вот эта похожа… нет. Слушай, чтобы все это осмотреть, год плавать надо.

— Нет, пещера не так уж велика, — возразила Принцесса. — За четыре тысячи лет можно было бы и побольше ваз собрать. Такое впечатление, что… ой! Ой!

На большом, ростом с Таки, пифосе был нарисован дельфинчик — улыбающийся и милый до невероятия. Вдруг он шевельнул хвостом.

— Это вода течет и дает оптический эффект, — объяснил Таки. — Нарисованные дельфины не могут шевелиться. Это же не мультик.

Но дельфинчик, видимо, не знал, что не может шевелиться, и дрыгался все сильнее. Наконец он мотнул мордой и с усилием отклеился от глиняной стенки пифоса. Совершенно живой, настоящий дельфиненок завис в воде напротив Принцессы, лукаво посмотрел на нее и всплыл вверх, в отверстие пещеры.

— Ой, — в очередной раз сказала Принцесса.

— Так вот для чего ему столько нарисованных дельфинов, — догадался Таки. — Он делает из них настоящих! Вот откуда берутся дельфины! А я думал, они просто рождаются у мамы.

— Может, некоторые и рождаются, — сказала Принцесса. — А потом много дельфинов гибнет от загрязнения морей, от разлитой нефти. Или их съедают какие-нибудь косатки. Вот Посейдон и делает новых. Чтобы род дельфиний не угас. Поэтому он и собирает отовсюду нарисованных дельфинов. Поэтому в пещере не так много ваз, как могло бы набраться за тысячи лет — он уже много дельфинов из них сделал.

— Проще самому нарисовать, а потом оживить, — сказал Таки. — Он же бог.

— Ага, проще, — возразил Посейдон. — Умник какой. Я бог… но не художник. Однажды на заре времен я нарисовал дельфина и оживил. Так в природе появилась каракатица.

— Ты слышала голос? — завертел головой Таки. — Только слова невнятные, будто у говорящего дикция плохая.

— Ну, вы нахалы, — обиделся Посейдон. — Еще и дикция моя не нравится. Сейчас мурен напущу.

— Вот опять! — сказал Таки.

— Это не дикция плохая, это акустика плохая, — сказала Принцесса. — Пещера для оперного пения не предназначена, вот голос и искажается. Какой приятный голос, кстати. И интонации такие изысканные. Жаль, что слов не разобрать.

— Ладно, не буду звать мурен, — смилостивился Посейдон. — Девочка ничего, довольно симпатичная. А мальчишка — наглец. Вроде того типа из Арголиды — Тесея.

— И вообще это не голос, — сказала Принцесса. — Наверное, мы выдышали весь кислород. И у нас от кислородного голодания начались галлюцинации. Давай возвращаться. Все равно мы не найдем вазу. Да и если бы нашли — не отбирать же ее. Пусть ее нарисованные дельфины оживут и будут прыгать в море.

— Да, я согласен. Это лучшее применение для вазы. — И Таки направил пузырь-сосиску ко входному отверстию. — Вот почему вход такой узкий. Он сделан по размеру дельфиненка!

— А что там блестит? — показала Принцесса.

В полумраке, между большой вазой и целым выводком маленьких амфор, на песке что-то посверкивало.

— Может, осколок кувшина. Если он покрыт глазурью, то будет блестеть в свете.

— Нет, это что-то маленькое и яркое, вроде камня в кольце, — настаивала Принцесса. — Давай посмотрим.

Но Таки уже ввинтил сосиску в узкий лаз. Кольцо царя Миноса осталось в пещере.

— Мы так долго плавали, а все еще закат, — удивилась Принцесса, вылезая из пузыря на пляж.

Эйф пожал плечами, взял пузырь, смял его и скатал в шарик — липкий мылкий комочек.

— Мыло экономить надо, — пояснил он. — В другой раз пригодится. Домой!

И комок мыла полетел в сторону селения.

— Ты даже не спрашиваешь, как мы съездили, нашли ли вазу, — упрекнул Таки.

— А мне неинтересно, — ответил Эйфрик.

— Все равно спасибо, — сказала Принцесса. — Это было так здорово! Дельфин ожил, и был голос, а ноги танцевали, а мурены нас почти съели…