душевнобольным всегда относились с сочувствием? Сюжет с расстрелом больных психиатрической больницы из известного советского фильма «Судьба» по роману Проскурина — это вермахт.

Впрочем, в таких решениях нет никаких загадок, если только у вас голова не забита ерундой навроде того, что немецкий народ поголовно был влюблен в своего фюрера Гитлера и мечтал стать рабовладельцами на «Диком Востоке».

Правда, для воспламенения народной любви фашистам пришлось поджечь рейхстаг, обвинить в этом коммунистов и развязать дичайший террор против КПГ. А численность Коммунистической Партии Германии к 33-му году составляла примерно 300 тысяч человек. Вдумайтесь в эту цифру. 300 тысяч!

На выборах в рейхстаг в 1932 году НСДАП получила 37,2% голосов. Коммунисты — 15%, социал-демократы — 22%. Как минимум, сколько людей в Германии любили Гитлера, столько же его и ненавидели в 1932 году. Как минимум. Потому что выборы были очень честными в кавычках. В избирательную кампанию Гитлера было вбухано столько средств и были задействованы такие, как сейчас выражаются, административные рычаги, что ее проиграть, а он ее, фактически, проиграл, было почти невозможно. Но он ее проиграл.

А после своего назначения канцлером сразу занялся завоеванием народной любви с создания концлагерей. Вы думаете для евреев? Нет. Евреи — это было потом. Сначала — коммунисты и социал-демократы. Тут уж выбор был у немцев небогатый: либо любовь к фюреру, либо концлагерь.

Насчет того, что все-таки немцы при Гитлере стали жить лучше тоже есть вопросы. Чтобы жить стало радостнее и веселее профсоюзы были разогнаны, рабочий день увеличен, нормы выработки увеличены, безработным вместо работы — трудовая повинность за похлебку.

Нужно еще понимать, что с 1933 года до начала войны с СССР прошло всего 8 лет. В памяти многих солдат вермахта, вчерашних рабочих, еще остались симпатии к первому в мире государству рабочего класса. Это не война с буржуазными Польшей и Францией. Это война с государством, которое выражало интересы именно того класса, который составил большинство вермахта. Сегодня почти никто и не вспоминает о том, что война с Советским Союзом была не только захватнической, но и классовой. В самой же Германии во время нее была совсем не райская жизнь, даже такой негодяй, как Ханс Беккер это признаёт:

«Во время войны можно было приехать домой в отпуск и узнать, что твоим отцу и матери нечего есть, что им приходится не только беспокоиться о том, что сейчас происходит с их сыновьями, но и страдать от недоедания. Можно было наблюдать за тем, как членов вашей семьи унижают официальные власти, для которых настоящими людьми были только члены партии. Так случилось и с моей семьей, а ее палачами были те уклонившиеся от войны, которых национал-социалистическая партия, в отличие от нас, решила приберечь на будущее.»

Повторения 1918 года Гитлеру было не нужно. Поэтому — в фатерлянде террор против собственного населения, а армию замазали кровью.

Даже многие из советских людей, переживших оккупацию, вспоминали, что первые недели войны вступавшие в наши населенные пункты передовые части вермахта вели себя более-менее корректно. За ними шли уже эти фельджандармы, которые обеспечивали тыл войск, и тут начиналось… А потом и армейские части вермахта стали вести себя не лучше, эта зараза имеет свойство быстро распространяться, тем более, что распространяли ее именно те, кто должен был пресекать — военная полиция. И объясняют это озверение вермахта, реакцией на партизанскую борьбу. В Перестройку это особенно сильно у нас распространялось. Якобы, если бы Сталин не загонял людей в партизаны, то немцы и не зверствовали бы. Ложь. Фельджандармерия начала террор еще до того, как появились первые партизанские отряды в каком-либо заметном числе. Ханс Беккер тому свидетель. Более того, он прямо пишет, что действия военной полиции привели к пожару партизанской войны.

В результате тыл немецкой армии запылал. Но зато солдаты вермахта стали бояться сдаваться в плен. Даже в окруженном Сталинграде они держались до последнего без всякой уже надежды. Для них попасть в плен было страшнее, чем погибнуть.

Сами представьте себя на месте немецкого солдата — что он мог ждать от противника в ответ на зверства вермахта над пленными и мирным населением, кроме ненависти и мести. Тот же мемуарист Ханс Беккер этого и ожидал, когда его советские бойцы вытащили из подбитого танка. Думал, что его сейчас на части порвут.

Почему наша историография опасается даже предполагать, что карательная политика гитлеровцев на оккупированных территориях и зверства над военнопленными имела целью, в том числе, повысить стойкость своих войск, напугав их ответственностью за совершенные преступления? Не знаю. Но предполагаю, из-за того, что у нас ныне в почете философ Ильин, который белогвардейцев назвал первыми фашистами. Первые, он прав. Они во многом гитлеровцев опередили.

Как только во время «ледянного похода» Добровольческой армии Лавра Корнилова выяснилось, что денег в кассе на зарплату добровольцам нет, да еще и перспективы похода стали туманными, так сразу Корнилов приказал расстреливать пленных. После этого добровольцам деваться было некуда. Либо продолжать поход, либо — держать ответ перед красными за свои зверства…

* * *

Если вы посмотрите любой советский кинофильм о войне, сделанный до 1953 года, то обязательно обратите внимание, что немцы там изображены в виде зачуханных трусливых крыс, жестокими, как крысы и опасными, как крысы, загнанные в угол.

Но потом в советском кинематографе начались эволюционные процессы с целью: не надо нам дешевых сталинских агиток, нам нужна правда о противнике, — и в итоге эволюция закончилась «Сталинградом» Федора Бондарчука, в котором на фоне зачуханных защитников дома Павлова элегантный немецкий офицер крутит любовь с русской блондинкой. Только Бондарчук не знает, что к тому времени по воротнику элегантного мундира элегантного немецкого офицера в Сталинграде густо ползали насекомые-блондины, а, чтобы они совсем элегантного офицера не сожрали, он себе за воротник брызгал не французским одеколоном, а сыпал дуст — порошок ДДТ, обладающий весьма специфическим сильным запахом. Плюс, в своем элегантном мундире этот офицер уже прошагал по пыльным степям Приволжья, иногда потея, не имея возможности помыться и постирать форму, что добавило к специфическому запаху дуста тоже весьма специфический запах долго немытого тела и нестираной одежды. А сверху это было сдобрено запахом постоянного перегара. В комплексе — одуряющий аромат, сильнее всяких феромонов. Да, господин Бондарчук?

Хотя, не Бондарчук с его «Сталинградом» — вершина этой эволюции с изображением немцев в кино. «Зоя». Офицер вермахта — утонченный садист-философ. А той, что изображала Космодемьянскую, на голову, извините,… пописал немецкий солдат.

Про фильм «Семнадцать мгновений весны»,