тенистого бульвара. В этом квартале разместили английских солдат. И как же они громко захохотали, когда на их глазах французский солдат обнял даму. Тогда Сесиль и Жан ушли в поле…

Именно в этот день генерал Вейган, в четыре часа пополудни прибыв к командующему 10-й армией в Лион-ля-Форе, километрах в тридцати восточнее Руана, ознакомился с найденным у пленного немца маршрутом продвижения бронетанковой части, которая прорвала фронт около Бреля, на границе департамента Сомма. Так как в маршруте указывалось движение танков в направлении Форж-лез-О, что в тридцати километрах севернее Лиона, Вейган приказывает оборонять Руан, и уже принимаются меры к взрыву мостов через Сену в пределах Нормандии.

И в этот день первые номера «Вестника Ланса» подсунуты под двери в поселке шахты № 9, в поселках шахт № 14 и № 11, в Луазоне и Голландском городке.

* * *

Три дня. Казалось, всё и вся сговорились помогать им. Можно ли вообразить себе, сидя в Конше, в том же самом департаменте Эр, где, однако, 10-я армия уже отходит со своих позиций в Лион-ля-Форе к Уазе, рискуя вновь предоставить немецким танкам возможность обходного движения на Гавр, можно ли вообразить себе, сидя в Конше, что-либо иное, кроме роскоши июня, пышного разгара лета?

Казалось, всё и вся сговорились помогать им. Даже Морльер теперь сам избегает задерживать разговорами Жана де Монсэ. Партюрье покрывает отлучки своего ветрогона-санитара. Это словно песня для всех, словно песня, которую каждый напевает про себя вполголоса. Никто не говорит об этом. Юная чета проходит где-то далеко, на том краю пейзажа. Ей смотрят вслед, покачивая головой. В Конш начинают прибывать беженцы, которые, как и все беженцы на свете, рассказывают самые невероятные вещи. Куда они пробираются? На Шербур, на Брест? Почти все получили письма из дома. И каждый снова отдается во власть всех своих прежних, но вечно новых мечтаний.

Весь мир становится пособником этого счастья, длившегося три долгих дня. А вдруг, подумалось Сесиль, для их трехдневного счастья необходима была катастрофа, но тотчас же с негодованием прогнала прочь эту святотатственную мысль. Слишком уж дорога цена! Но она забывала одну истину, а истина эта в том, что к трем дням Жана и Сесиль прибавляются недели тех, кого мы не знаем, прибавляются часы еще одних, минуты третьих… все, что приносит мимолетное счастье, осеняющее людей, мужчину и женщину, которые, ясно или нет, сознают, чтò они делают, кто они такие, передают полученный ими дар по бесконечной цепи, свое радостное ощущение бытия, желание знать, любить, переделывать окружающий мир, людей, самое жизнь… И Жан и Сесиль не знают до конца в эти минуты, когда их счастье кажется им радостью, украденной, мимолетной, похищенной, доставшейся им ценою жертв и бедствий других, под защитой благосклонных соучастников, всех тех, кто создал вокруг них в Конше оазис, и тех, кто умирал ради этого где-нибудь в лесах Компьеня, у Вилле-Котре, к западу от Ретеля… они не знают, что люди живут и умирают ради того, чтоб стало возможным счастье, нет, не личное счастье каждого, но счастье для всех, счастье для всего человеческого рода, эта величайшая ценность, которая сама себя истребляет и, кажется, боится своей собственной веры, своего будущего — светлого и великого… Весь мир стал соучастником трехдневного счастья, пришедшего также и для Сесиль и для Жана.

Как раз на второй день в Ферте-су-Жуар генерал Жорж начинает готовить к отъезду свою главную ставку, откуда он с 10 мая командовал армиями Северо-восточного фронта. В этот день генерал Вейган принял в Венсене генерала де Голля, назначенного позавчера на пост заместителя военного министра, и сказал ему: — Битва на Сомме проиграна. Теперь остались только Сена и Марна, а за ними? Ничего… Ах, если бы я хоть знал, что немцы оставят мне достаточно войск, Чтобы я мог поддерживать порядок! — И в этот же день Поль Рейно разъяснил членам своего кабинета, при каких обстоятельствах правительство покинет Париж. В этот день немецкие бронетанковые части вошли в Вернон.

Вся эта ночь с субботы на воскресенье принадлежит Жану и Сесиль, тайком встретившимся в маленькой комнатке нормандской гостиницы. В первый и, кто знает, может быть, в последний, единственный раз в жизни они владеют таким неизмеримым богатством времени и забвения, этой нежностью двоих, для которых, пока слиты их дыхание и объятия, их восторги и отдохновение, мир также не имеет границ. Они до глубокой ночи разговаривают вполголоса, и их мысли сплетаются узором счастья; и они тянутся к будущему, которое заложено в них и которое может возникнуть только из их близости; они говорят друг другу тысячи бессмысленных пустяков, которые еще драгоценнее от того, что бессмысленны, и два-три слова о самом главном, после которых нет разлуки, даже если их разлучат. Все звучит признанием, все обожание, все шопот. Они знают, знают так твердо, что даже дух захватывает, сколько в этих мгновениях совершенной, ни с чем несравнимой радости; и они во власти этой полноты. Завтра они скажут, что эти три дня были слишком коротки. Но таковы уж влюбленные: чем упоеннее — тем ненасытнее. Это непередаваемый другому опыт чувств. И тот, кто познает его… нет, не то, чтó я говорю… те, которые его познают, лишь они, и именно в момент познания, совершают головокружительный путь в бездонную глубину, и они, неразлучные любовники, спускаются в этот черный и веющий свежестью родниковых вод колодец, погружаясь в общий сон, населенный одними и теми же видениями, и если есть тут две стороны, то лишь в том смысле, в каком есть они у ткани, затканной с лица и с изнанки одним узором, и разнится этот узор лишь окраской.

Все в мире помогает им, и даже сама встающая заря, которая видит в них свое подобие…

* * *

В воскресенье 9 июня 1940 года, около десяти часов утра мосты через Сену в районе Руана были взорваны. Неприятельские войска вошли в город, и передовые части уже просочились по течению реки до самого Вернона. Танковые колонны противника достигли Вербери на Уазе, от которого отошла армия Фрера под усиленной бомбежкой вражеской авиации.

В воскресенье 9 июня 1940 года Вейган передает Рейно письмо генерала Вюильмена, которое гласит: «Согласно сведениям, полученным из источника, который до сих пор оказывался вполне надежным, предвидится угроза массированного воздушного налета на Париж»… В тот же вечер совет министров под председательством Лебрена решает, что правительство должно покинуть столицу. В Париж только что прибыл Денц. Его попечениям