платить, то выкидывают. Молодежь интересуется порядками, особенно в армии. Вообще приходится констатировать, что разложение казаков идет вширь и вглубь». Казаки, по словам пленного, говорят: «Кадеты знают, за что воюют, мы же сами не знаем… ни даже не надеются победить. Воюют лишь потому, что начали воевать, и что война дает им богатую почву для грабежа чужого добра, так своего у них решительно ничего нет».

Любопытно, что, по словам пленного, даже кулаки, возмущенные, как он пишет, насилиями кадет, готовы присоединиться к Советам, «но без Коммуны. Последней они боятся больше всего»[511].

Показания бежавших в конце 1918 г. из казачьего плена красноармейцев, изложенные ими в телеграмме члену Реввоенсовета Южного фронта Ходоровскому от 28 февраля 1919 г.: «26 пеший (казачий. — Авт.) полк не желая воевать побросал оружие и разошелся по домам… отступая казаки срывают с себя погоны и кокарды, которые валяются по дороге».

Здесь же изложено отношение командования Донской армии к пленным: «Всех пленных приказано разбивать на три категории. В 1-ю категорию относит комиссаров главарей матросов и самых неблагонадежных, во 2-ю категорию относит неблагонадежных инородцев шахтеров и вообще рабочих и в 3-ю категорию благонадежных. 1-я категория должна придаваться военно-полевому суду, 2 категория должна отправляться в концентрационный лагерь при ст. Тарасовка, 3-я категория формировать отдельные роты и придавать к нашим частям»[512].

В оперативный отдел штаба Южного фронта была препровождена выписка из доклада бежавшего из казачьего плена члена исполкома Московского Сущеско-Марьинского районного совета О. П. Граппа: «Обращение с пленными самое жестокое: все разутые и раздетые, почти все разбегаются, и многие, попадаясь уже в тылу в руки, казнятся немедленно. Крестьян они тоже обижают, отбирая все то, что им понравится, без всякого вознаграждения»[513].

Следующей группой источников, на основании которых можно составить картину морально-психологического и боевого состояния Донской армии, являются протоколы допросов пленных донских офицеров и офицеров, служивших в частях, находившихся в оперативном подчинении П. Н. Краснова (Саратовский корпус).

Выдержки из копии протокола допроса пленного донского офицера — командира взвода 41-го пешего казачьего полка прапорщика Филимонова, попавшего в плен 23 января 1919 г. (допрос вел следователь при Особом отделе Реввоенсовета 10-й армии (подпись неразборчива. — Авт.)).

Филимонов определяет свое отношение к большевизму следующими словами: «Не отрицая идеальности его, не могу не заметить, что для нас он является слишком преждевременным, так в любом из нас еще не изжито понятие частной собственности».

О причинах того, что казаки воюют против большевиков: «Все же казаки идут потому, что их уверяют, что со взятием Царицына война окончится». Свое отношение к войне прапорщик выразил таким образом: «В борьбе, которая ведется сейчас между двумя лагерями, я не вижу с нашей стороны никакой идейности и сам пошел только потому, что меня взяли за шиворот».

Сам же он признался, что первоначально готов был бежать из плена, так как: «По слухам, распространенным у нас, вы, т. е. большевики, расстреливаете всех пленных, а особенно офицеров. Попавши к вам, я убедился, что мои опасения ни на чем не основаны, так все обращаются со мной весьма корректно»[514]. На самом деле мы имеем достаточно свидетельств, показывающих крайне жестокое обращение большевиков с пленными, тем более офицерами.

В данном случае обращает на себя внимание непонимание Филимоновым, за что он борется (в общем-то, бойцы Южного фронта, как мы уже убедились, в массе своей также были безыдейны). Пленный говорит, будто донское командование убеждает казаков в том, что со взятием Царицына война завершится. Как известно, этот город не входил в земли Всевеликого войска Донского, но являлся крупнейшим железнодорожным узлом Юга России. Во многом именно в силу этой причины П. Н. Краснов и пытался взять «Красный Верден»[515].

Далее Филимонов указывает: «Настроение населения к настоящей войне усталое, но угроза вторжения в Донскую область „Красногвардейцев“ заставляет казаков воевать, обмундирование очень плохое, и недостаточно обмундирования для всей армии. Чаще всего обмундировка казаков происходит за счет пленных красноармейцев. Последняя мобилизация иногородних происходила в декабре 1918 по всей Донской области, брали за десять лет, плата рядовому казаку в месяц 15 руб., полуротному офицеру 350 рублей, ротному 450 р. плюс пятьдесят пять процентов добавки»[516].

В опросном листе пленных офицеров (номер их полка перечеркнут карандашом. — Авт.), представленном в Разведотделение Южного фронта, Сводно-Гренадерского пехотного полка капитана Виниченко, подпоручиков Гаменюк, Шевченко, Сацердот-Гораст и Новочеркасского полка подпоручика Евреинова, взятых в плен под Хреновом 20 декабря 1918 г., содержится следующая информация: «Дивизия укомплектовывалась мобилизованными в различных городах Дона и Украины офицерами и солдатами, мобилизованными в занятых уездах Воронежской губернии. В боевом отношении дивизия пока не представляет ничего серьезного. Офицеры не верят в будущность Южной армии, большинство из них служит по принуждению»[517].

Проведение донским командованием мобилизации — факт известный. Для нас важно, что мобилизованные офицеры (как явствует из документа, мобилизация проводилась в том числе за пределами донских областей) служат по принуждению и не верят в будущность армии. Это отрицательно сказывается и на боевом духе офицеров, и на боевом духе их подчиненных.

Наконец, перед нами выдержки из опросного листа офицеров-перебежчиков Саратовского корпуса, находившегося в оперативном подчинении донского командования, допрошенных 20 февраля 1919 г. помощником начальника разведывательного отделения (подпись неразборчива): «Подпоручик того же (5-го стрелкового Саратовского полка. — Авт.) полка Ушаков показал: Полк был окружен, и большая часть его, около 350 человек, сдалось красным войскам без всякого сопротивления. Прапорщик Савенков 7-го Саратовского полка показал: в плен перешел… вместе с остатками своей роты человек 30. Настроение в полку было угнетенным, так что боеспособность полка была ничтожной».

Согласно опросному листу, полки были сформированы из пленных красноармейцев, а надежда донского командования пополнить ряды полка мобилизованными крестьянами Саратовской губернии не оправдала себя. Из шести опрошенных офицеров корпуса в плен сдалось пятеро, один даже говорит, что добровольно перешел к красным[518].

В данном случае мы видим, что, во-первых, даже некоторые офицеры добровольно сдавались в плен красным; во-вторых, по признанию прапорщика Филимонова, многие служат по принуждению. Это представляется естественным, учитывая стремление Всевеликого войска Донского к независимости — в донских областях могли проживать и офицеры, не являющиеся казаками, и офицеры-государственники, которым были чужды самостийные устремления донского правительства.

Кроме того, казаки, согласно показаниям прапорщика Филимонова, были плохо обмундированы. По поводу плохого обмундирования казаков приведем отрывок из воспоминаний А. И. Деникина:

«Я помню рассказ председателя Терского круга Губарева, который в перерыве сессии ушел в полк рядовым казаком, чтобы ознакомиться с подлинной боевой жизнью Терской дивизии.

— Конечно, посылать обмундирование не стоит. Они десять раз