Перед нами текст телеграммы, направленной в Реввоенсовет 8-й армии командюжу Гиттису и члену Реввоенсовета Сокольникову (автор телеграммы не указан. — Авт.): «24 апреля (1919 г. — Авт.) на станции Нырково командир бронепоезда 8 армии Якименко находясь нетрезвом виде вел антисоветскую агитацию среди своей команды и красноармейцев находящихся на станции и, кроме того, он агитировал о необходимости моего ареста вооруженной силой точка Наличие небольшой команды поезда Ревсовета не дало возможности его арестовать и разоружить его команду точка Угрожая расстрелам всем комиссарам и Якименко своей командой ехал Луганск точка Прошу принять меры и с последующем благоволите известить Реввоенсовет 13 армии»[485].

Иногда даже угрозы расправы над командным составом не оставались голословны, о чем свидетельствует телеграмма Реввоенсвета Южфронта о гибели Дыбенко: «30 марта (1919 г. — Авт.) 374 полк самовольно покинул позиции требуя отдыха и смены. Брошенная позиция была занята отрядом моряков. 31 марта тов. Дыбенко прибыл в Дебальцево, построил на площади 374 полк. Тов. Дыбенко вызвал из строя часть солдат и приказал их обезоружить. В этот момент в задних рядах раздался возглас: „Нас хотят разстрелять“ выстрел. Сразу поднялась безпорядочная стрельба и тов. Дыбенко с охраной и штабом стали окружать кольцом. При тов. Дыбенко было всего 12 матросов конвоя со штабом около 20 человек. Группе удалось пробиться из кольца на вокзал где большинство разбежалось по вагонам бронепоезда. Тов. Дыбенко был ранен в голову, остался один на перроне и был убит кучкой бунтовщиков. Из матросов 6 еще не вернулись, часть их убита…»[486]

Или другой пример, который мы видим, знакомясь с выдержкой из телеграммы начдива 45-й Якира, политкома Гринштейна в штаб Южного фронта: «ДОНОШУ ЧТО ДВАДЦАТЬ ШЕСТОГО ИЮЛЯ ЕСКАДРОН — 14 — КАВАЛЕРИСКОГО ДИВИЗИОНА ПОД ВЛИЯНИЕМ АГИТАЦИИ ТЕМНЫХ ЕЛЕМЕНТОВ ВЗБУНТОВАЛСЯ РАЗСТРЕЛЯЛИ КОМАНДИРА ДИВИЗИОНА ПОЛИТКОМА ПОСЛЕ ЧЕГО НАПРАВИЛСЯ В СЕЛО ПЛОСКОЕ»[487].

В данном документе обращает на себя внимание то, что солдаты, совершив тяжкое в глазах советской власти преступление, тем не менее, по словам Якира, не пытались перейти к белым. Сами факты расстрела бойцами своего командного состава свидетельствуют не только о низкой морали некоторых частей Южного фронта, но и об их неблагонадежности (напомним, что солдаты взбунтовавшегося 92-го Нижегородского стрелкового полка прямо обещали при виде казаков воткнуть штыки в землю, то есть сдаться).

Наиболее же полная картина низкой боеспособности и невысокого морально-психологического состояния частей Южного фронта представлена в докладе политического комиссара инспекции пехоты при Реввоенсовете Южного фронта — подпись неразборчива — Реввоенсовету Южного фронта о состоянии 14-й армии на 17 сентября 1919 г.:

«Громкие названия бригад и дивизий скрывают за собой низкий мизерный численный состав частей, потерявших в последнее время много убитыми и ранеными, а большею частью дезертировавшими. В боевом отношении красноармейскую массу нужно разделить на две категории. Первая — это партизаны, — добровольцы, вступившие в ряды войск в начальном периоде формирования Украинской армии и затем ея отступления на север и составляющие ея основу. В большинстве случаев это жители разоренных Деникинцами сел, деревень и городов, потерявшие свое имущество и близких, зверски замученных и убитых деникинскими бандами; все они обуреваемы жаждой мести и рвутся в бой.

Не мало в рядах армии также разного рода авантюристов, людей без роду и племени, любителей легкой наживы и проч. В боевом отношении все они материал пригодный, но к сожалению нравственный облик оставляет желать много лучшего. Не малый процент этой категории (46-я дивизия) типичные бандиты, громилы, среди них процветает картежная игра на весьма крупные суммы, не редки случаи краж, грабежей, разговаривают они между собой на своем „блатном“ жаргоне и проч. (410-й полк).

Политическая и просветительная работа среди них крайне затруднительна по словам заведующего политотделом дивизии, отношение к коммунистам враждебное и назначаемые в эти части комиссары иногда для спасения жизни принуждены обращаться в бегство. Другая категория это мобилизованные. Стоя по своим нравственным качествам выше первых, они, однако, весьма уступают в боевом отношении, давая из своей среды большой процент разбежавшихся, а также перебежавших на сторону противника»[488].

Итак, добровольцы — это отнюдь не те, кто шел сражаться за большевистские идеалы, а бойцы, которые желали мстить белым за убитых и замученных близких. Такие добровольцы, если были офицерами, несомненно, стремились превратить свою часть в боеспособную единицу, чему противились мобилизованные и при первом удобном случае выдавали своих командиров-добровольцев большевикам. Если добровольцы были солдатами, то, надо полагать, они также наиболее упорно сражались, и пленных белогвардейцев, скорее всего, убивали. Очевидно, что мобилизованные и различные криминальные элементы, проникшие в армию, не желали сражаться и стремились избавиться от наиболее активных красноармейцев — тех, кто хотел воевать.

Оценивая командный состав данной армии, инспектор пишет:

«Можно утверждать, что командного состава, соответствующего своему назначению в 14-й армии — нет, начиная с высших и кончая низшими. Командиры (низший комсостав. — Авт.) в большинстве своем полуграмотны, не в состоянии ни объяснить задачи, ни составить донесение.

Во время моего пребывания на передовых позициях были случаи панического отхода наших частей (41-й дивизии) только вследствие пулеметного огня противника, причем впереди бежали ротные и взводные и прочие командиры, между тем как достаточно было окрика со стороны комбрига меня и других примчавшихся, восстанавливать положение, как бегущие массы останавливались и начинали беспрекословно исполнять отдаваемые приказания.

Другой пример: полуротный приводит своих людей, сняв с занимаемых крайне важных позиций, и заявляет, что люди не могут дольше оставаться, так как промокли, холодно и проч. Никакими уговорами и угрозами на него нельзя было подействовать, и он был по моему настоянию арестован. Аналогичных примеров можно привести еще много. Такое поведение низшего комсостава помимо неподготовленности я объясняю главным образом его безответственностью. Если с высшего комсостава до комполков включительно еще взыскивают иногда даже слишком сурово (расстрел комполка коммуниста за самовольную явку в штаб дивизии 46), то низший не знает никакой ответственности.

Их (низший комсостав. — Авт.) не уважают (красноармейцы. — Авт.), им не повинуются, с ними грубы и дерзки, о каком-либо намеке на дисциплину речи нет, а в боевой обстановке, зная им цену как начальникам, их не слушают, не исполняют приказаний и каждый красноармеец действует на свой страх и риск. Кто похрабрее, стреляет без конца и куда попало, другие же бросают винтовки, патроны и сами стараются скрыться».

Инспектор приводит интересные факты, касающиеся политической работы в 14-й армии:

«Комиссар 46-й дивизии тов. Мехлис молодой энергичный работник, но слишком горяч. Замечались трения между ним и начдивом, и для разрешения возникшего