Но это «позже» никогда не наступило. Ян умер, никому не рассказав о своей работе в подполье.

Благодаря работе, проведенной моим сыном, его другом Герлофом Лагерейсом и другими уже после смерти Яна, я теперь знаю, что он был очень активным членом одной из подпольных групп гражданских служащих. Они разделили Амстердам на секторы, и каждый взял на себя помощь людям из определенного района. Они снабжали их вещами, лекарствами, продуктовыми карточками – всем, чем могли. Это была очень опасная работа. Ян несколько раз чуть не попал в лапы немцев, когда направлялся к тем, кого уже предали.

Подпольщики занимались и активным сопротивлением, но если Ян когда-то и держал в руках оружие, я об этом не знала. Он устраивал убежища для людей в Амстердаме и за его пределами. По-видимому, он спас очень многих – преимущественно евреев, но и голландцев, которые уклонялись от трудовой повинности в Германии и прятались от нацистов.

Он не рассказывал об этом – и его товарищи по подполью тоже. В день его похорон приехали те, кто входил в его группу. Они пожали мне руку, но держались отчужденно. Никто из них ни словом не обмолвился о своей работе в годы войны.

Сын мой очень жалеет о том, что не сумел уговорить Яна поделиться с нами. И я тоже.

Новые материалы, связанные с нашей сагой, очень интересны. К сожалению, не все они убедительны и справедливы. В массе информации, касающейся Анны Франк, немало лжи и заблуждений.

Я благодарна писателям и режиссерам и высоко ценю их работу. Но я считаю очень важным в точности придерживаться исторической правды. В истории не должно быть домыслов и фантазий.

Некоторые интерпретации определенных событий в негативном или сенсационном ключе, по моему мнению, вредят памяти Отто Франка. Этот человек мужественно боролся со смертью, угрожавшей ему и членам его семьи. В страшных обстоятельствах он делал все, что было в его силах. Такой человек не заслуживает ни капли осуждения.

Новые и противоречивые теории касательно личности предателя и событий, которые привели к предательству, в последнее время появились в различных публикациях. Благодаря новым исследованиям мы знаем, что были разные люди, имевшие мотивы и возможности предать наших скрывающихся друзей. Некоторые эти теории абсолютно недостоверны, и ни одна из них не подтверждена фактами.

Лично я могу сказать только одно: мы никогда не узнаем, кто предал семью Франков. Я осталась единственным живым свидетелем этих событий, и меня часто просят прокомментировать их. Иногда я высказываюсь, иногда предпочитаю хранить молчание, если это кажется мне более правильным. Но мне хотелось бы воспользоваться возможностью и исправить некоторые неточности.

Мы с Яном не ходили в ресторан 10 мая 1940 года, когда немцы напали на Голландию, хотя в одном из фильмов показано именно так.

Человек, который пришел арестовывать наших друзей, обершарфюрер СС Карл Зильбербауэр, приехал на Принсенграхт на велосипеде, а не на блестящем «Мерседесе» с флажком со свастикой, как показано в том же фильме.

Хотя 4 августа у Зильбербауэра был пистолет, он не приставлял его мне к виску, как ошибочно утверждается в другой версии событий того дня.

Во время допросов выстрелов не было. Анна во время ареста не кричала. Плакала только Марго, но, как вспоминал господин Франк, плакала она беззвучно. Эти неточности также есть в фильме.

Когда после войны я увидела господина Франка из окна нашей квартиры, то сразу выбежала на улицу, чтобы встретить его. Недавно я прочитала, что увидела подъезжающую машину. Это не так. Господин Франк пришел к нам пешком. Я до сих пор вижу, как он подходит к нашему дому.

Все это время я жила ради дня, когда война кончится. Я мечтала только об одном: войти в убежище, распахнуть двери и сказать друзьям: «Идите домой!»

Этому не суждено было случиться.

Надеюсь, когда придет время моей встречи с Яном и нашими друзьями в другом мире, я отодвину книжный шкаф, зайду за него, поднимусь по крутой деревянной лестнице, стараясь не задеть головой низкий потолок в том месте, где Петер приколотил старое полотенце. Наверху меня будет ждать Ян. Он будет сидеть на кушетке, вытянув длинные ноги и держа на руках кота Муши. А наши друзья соберутся вокруг стола и радостно встретят меня все вместе.

Анна со свойственным ей любопытством вскочит и бросится ко мне.

– Привет, Мип! – скажет она. – Что новенького?

Вряд ли мне придется долго ждать этой встречи.

Люди спрашивают меня, каково это – пережить почти всех, кто разделил со мной историю моей жизни? Ощущение странное. Почему именно я? Почему меня не отправили в концлагерь, когда обнаружилось, что я помогала прятать евреев? Этого я никогда не узнаю.

Я пыталась говорить про Анну, но часто думала, что она сама все рассказала о себе. Но мы не должны забывать о Марго – она тоже вела дневник, только обнаружить его не удалось. По-видимому, так было суждено.

Меня спрашивают и о том, что я хотела бы сказать в преддверии своего столетия. Это просто. Мне очень, очень повезло. Я сумела спастись. Я выжила во время войны. Мне была дарована долгая жизнь. Пожалуй, самое ценное мое достояние – трезвый ум и приличное, учитывая мой возраст, здоровье.

По какой-то причине мне представилась великая возможность найти и сохранить дневник и передать слова Анны миру.

Но я никогда не узнаю почему.