Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опыт, основанный на воображении, дает учащимся возможность понять ту или иную точку зрения, не опасаясь, что при этом они предадут свою личность. Читая историческую литературу, мы сохраняем собственную идентичность, даже если эмоционально реагируем на содержание. Задействуя воображение, чтобы вжиться в чужое мировоззрение (в фильме, историческом романе или игре), мы временно ставим на паузу свои одобрительные или неодобрительные оценочные суждения. Речь идет просто о получении доступа к другой жизни. Воображение позволяет человеку примерить на себя ту или иную точку зрения, увидеть пейзаж с другого ракурса (как было описано в главе 2, когда мы обсуждали перспективу в живописи).
Магические трюки
У силы воображения и опыта критического мышления есть и другая сторона. Дети умны. Они постоянно задают себе вопрос: «Могу ли я положиться на этот опыт (на эти качели, на этого взрослого, на это ощущение, на это убеждение, на этот дом, на эти сведения, на эту руку, на этого учителя, на эту точку зрения, на эту компанию)?» Помните, что ключевым навыком критического мышления является проверка на достоверность. Ранний опыт введения в заблуждение оказывает сильное влияние на мышление ребенка. Вспомните карточные фокусы и ловкость рук. Это озадачивает и восхищает детей. Казавшиеся надежными способы познания опровергаются действиями, которые просто не могут быть правдой! «Ведь за моим ухом не было никакой монетки (я ее не чувствовал), но ее оттуда достали! Она появилась прямо у меня на глазах». Ребенок внезапно осознает, что есть «нечто такое, чего не увидишь простым взглядом». Распространенные на Западе образы Санта-Клауса и Зубной феи являются примерами культурно приемлемых обманов, играющих на детском воображении. Дети находят эти истории волшебными, восхитительными и поначалу правдоподобными. В конечном счете они избавляются от иллюзий. Все, что они слышали о Санта-Клаусе и Зубной фее, оказывается фантазиями. Первое столкновение с реальностью, которая не соответствует наблюдениям или убеждениям ребенка, является мощным когнитивным моментом. Для него становится очевидным то, что раньше было скрыто от глаз, и это производит неизгладимое впечатление. Мозг ребенка пытается вписать в свое мировоззрение эту новую информацию: не на все, что я вижу или во что верю, можно положиться.
Изучая любой предмет, ученик, обладающий критическим мышлением, хочет понять, что в нем может быть скрыто от глаз. Он хочет знать, можно ли верить тому, что написано. Способен ли ученик определить, какие темы были опущены в ходе дискуссии? Проявит ли он любопытство к другим, неназванным точкам зрения? Может ли он оценить ценность полученного опыта? Способен ли ребенок или подросток заметить манипуляции со статистическими данными и разоблачить их? Все эти способности представляют собой магические инструменты в руках критически мыслящего человека. Эти навыки должны вырабатываться в ходе изучения гуманитарных наук: истории, социологии, литературы, политологии, психологии, теологии, коммуникации, лингвистики и философии.
Проблемы в обучении, связанные с опытом
Сложность опоры на собственный опыт заключается в том, что он зиждется на субъективном восприятии и самосознании. На нашу способность критически мыслить влияют как позитивные, так и травмирующие события. Опыт, который мы создаем для наших детей, должен подкреплять их идентичность и не принижать при этом окружающих. Лучшим фундаментом образования является уважение достоинства каждого человека. Однако многие значимые исторические моменты негативно сказались на их участниках. Пережитые ими психологические травмы живы еще и сегодня в их потомках.
Ранее я уже отмечала, что участие в спектакле может быть хорошим способом привнесения опыта в обучение школьников. Однако существует и другая разновидность «сценической игры», которая может оказаться опасной. Реконструкция исторических событий в классе может обернуться их неправильным толкованием. Например, в 1971 году, когда я училась в пятом классе, учительница организовала инсценировку Нюрнбергского процесса. К тому моменту после окончания Второй мировой войны прошло всего двадцать шесть лет. Учительница поручила мне роль защитника Германа Геринга, одного из главных подручных Гитлера. В свои десять лет я должна была найти доводы для оправдания его участия в холокосте. Я обсуждала историю войны со своим отцом, который был юристом, и часами изучала энциклопедию. Я пыталась поставить себя на место своего «клиента» (мне до сих по не по себе, когда я вспоминаю об этом). Защита была построена на том, что Геринг выполнял приказ. И он был неспособен принимать рациональные решения из-за того, что уже за двадцать лет до этого пристрастился к морфию. Ученики, игравшие роль присяжных, признали Геринга виновным как соучастника убийства шести миллионов евреев. Если честно, я отчасти была разочарована тем, что мне не удалось его оправдать. Ведь я была еще ребенком и приложила много усилий, чтобы хорошо сыграть свою роль. Мне понадобилось еще несколько лет, чтобы понять всю ошибочность этой затеи, особенно учитывая, что 80 процентов учеников в нашей школе были евреями. Вы можете представить себе еврейских детей, сидевших в коллегии присяжных, когда я осыпала их своими аргументами? При этом я знала, что у некоторых из этих детей родственники были убиты в концентрационных лагерях. Разве допустим такой опыт обучения?
Проект «1619», осуществленный по инициативе газеты New York Times, выявил схожие недостатки в попытках проведения исторических уроков о рабстве. Одна из участниц, Джейн Чжи, которой сегодня уже тридцать три года, вспоминает о дебатах в классе: «Выступая на стороне противников рабства, я встала и рассказала классу о разрушенных семьях и младенцах, разлученных с матерями. Я отчетливо помню этот урок, потому что мне казалось, что наши аргументы сильнее и мы должны победить просто по умолчанию. Я была потрясена, когда судьи проголосовали против нас». Этично ли вообще выставлять проблему рабства на голосование детям? Другая учительница из Индианы решила, что ее ученики-восьмиклассники должны испытать на себе трансатлантическое путешествие порабощенных людей в трюмах невольничьих