– Отличный рефлекс, учитывая твой возраст!

Он наблюдал за спорящими. Мужчина с бакенбардами резко встал, держась за край стола. Он слегка покачивался, когда говорил, и явно был на взводе. Вряд ли он ремонтировал машины вопреки надписи на рубашке, скорее всего он был американцем. Чем увлеченнее он говорил, тем заметнее становился акцент и тем чаще он вставлял в свою речь английские слова, а под конец и вовсе перешел на родной язык. Рикард с Мелиндой затихли и прислушались к дискуссии между американцем и девушкой в платье пятидесятых годов.

– Искусство должно быть авангардом народа. Бертольт Брехт, как и британская рок-группа «Crass», считал, что искусство – никакое не зеркало, а молоток! Искусство – не зеркало, которое отражает общество, а молоток, который его изменяет! Или, если цитировать шведского художника-концептуалиста Ларса Вилкса: «Искусство должно провоцировать. – Американец смотрел на сидящих за столом, явно ожидая, что спровоцирует чью-то реакцию. И преуспел. Вилкс – фигура спорная. Дискуссия продолжалась, темы переплетались и устремлялись в новое русло. Рикарду становилось все труднее следить за всеми поворотами дебатов, и он наклонился к Мелинде:

– Да уж, тут, пожалуй, трудно обвинить кого-то в том, что они холодно болтают ни о чем. Если, конечно, они не участвуют в какой-то игре, правила которой мне недоступны.

Она посмотрела на него.

– Пойдем поищем более спокойное место? Тут очень красиво на скалах у воды, особенно в лучах заходящего солнца.

* * *

Линн посмотрела ему вслед, когда он вышел из калитки вместе с Мелиндой и направился в сторону канала Польсундсканален. Она радовалась. Он пришелся к месту в этой компании, смог отвлечься от работы и переключить мысли на другое. Вроде даже ему тут понравилось. И Мелинда хороший человек.

Она побрела в сторону Габриеля, который, похоже, держал речь перед группой, сидящей на траве, подстелив одеяло. Чмокнула его в щеку. Кажется, он уже забыл, что чуть не зарыдал, увидев ее в больнице. Ну и слава богу, а то еще нечаянно проговорится. Она совсем не хотела, чтобы кто-то знал о ее причастности к обстрелу кафе.

Габриель показал на мужчину в зеленой армейской куртке:

– Мир перевернулся, это точно. Как пару лет назад, когда Андерс Борг из буржуазной партии «Умеренных» стоял на площади и призывал к борьбе с агрессивным налоговым планированием капиталистов и владельцев крупных концернов. И тут возникает министр финансов социал-демократов Тумас Эструс и начинает пропаганду, что не должно быть никаких ограничений на бонусы и «парашютные пенсии», чтоб было мягко приземляться директорам банков. Все наоборот, оба пошли против линии своих партий в Риксдаге.

Она увидела, как мужчина в армейской куртке встал и чокнулся с Габриелем бутылкой пива.

– Выпьем за Эструса, политика, играющего свою роль. Или за Нудера и Русенгрена. Сегодня они с пеной у рта выступают против капитала, бонусов директорам и «золотых парашютов», а завтра так же яростно за то, против чего агитировали вчера. Идеология на продажу! Купит тот, кто больше предложит. Аукцион политических взглядов.

Она пошла дальше, оставив Габриеля продолжать развивать любимую тему, всегда касавшуюся искусства и политики. Она во многом с ним соглашалась, но выучила уже все возможные аспекты и не хотела слушать дальше. Босиком брела по росистой траве. Свет фонарей окрашивал ее светлые волосы в красноватый оттенок, приближая к стилю панков. В эту компанию она вписывалась еще лучше с таким цветом и стрижкой. К чему она не особо и стремилась. Ей и без этого нравилось находиться в атмосфере, где все можно и должно поставить под вопрос. И в то же время она отличалась от них тем, что ей не надо было самоутверждаться. Не надо было провозглашать вещи, в которые она не верила. Только для того, чтобы выбиваться из общей колеи. Она действительно верила в то, что говорила, – о свободе, справедливости и равноправии. Весь период своего взросления она строила свою личность, сопротивляясь окружению, которое, на ее взгляд, лишь со всем соглашалось и ко всему присоединялось. Но в последние годы что-то произошло. Она стала замечать, что на нее уже не смотрят как на резко выпадающую из массы своими неудобными взглядами. Напротив, многие начали соглашаться с ее анализом и выводами. В высшей школе прежде всего, а теперь – что ее тревожило – еще и в полиции.

У нее не было времени заниматься изучением самой себя, но она чувствовала, что это она лично изменилась, а не общество вокруг нее. Хотя ей хотелось бы, чтобы было наоборот. Может, она просто стала старше? Или ее «заостренные» взгляды «спилило» и отшлифовало время? А она даже и не заметила? Ведь не могло же все окружение двигаться в направлении ее взглядов? Увы, это было не так. Росло количество правых экстремистов, росла поддержка правой партии «Демократы Швеции», росло число ребятни из пригородов, завербованных ИГ – «Исламским государством». Или изменилось общество обычных людей, не относившихся к экстремистским кругам? Может быть, такие понятия, как солидарность, справедливость и свобода личности, уже приняты всеми? И именно на это реагировали экстремисты, ощущая угрозу? Или у каждого по-прежнему было свое определение любого понятия? Она не знала ответа.

Резким и быстрым движением о край стола она сорвала металлическую крышку с пивной бутылки. Луна отражалась в спокойной воде у верфи Мэларварвет. Теперь, когда у нее появилось время на раздумья, она вдруг удивилась, что обстрел из автоматов потряс ее не так уж сильно. Может быть, это было плохим признаком? Симптомом нехватки какого-то элемента в ее ментальных возможностях? Либо все это событие было настолько абстрактным и нереальным, что смысл его просто до нее пока не дошел? Как бы то ни было, она совершенно не испытывала страха, а наоборот, радовалась жизни. И вместе с тем чувствовала себя постаревшей. А это ведь не обязательно плохо.

Йорген Кранц шумно притормозил на набережной под мостом Оштабрун, рядом с местом, где частные подрядчики строили несколько вызвавших дебаты домов в двадцать пять этажей высотой. Черная «Ауди» не была идентичной той, которую использовали для обстрела Линн возле кафе. Эта была сделана по спецзаказу и использовался только им лично. Модель более высокого класса безопасности собирали в Ираке: бронестекло, усиленная защита от фронтального удара, возможность активировать напряжение в 220 вольт по всему корпусу, что может пригодиться для защиты от, например, демонстрантов или во время уличных беспорядков.

Он вышел из машины. Довольно далеко кто-то размеренно бежал вдоль залива Оштавикен с лампой-фонариком на лбу. Вряд ли женщина, подумал он. В остальном было пусто. Не видно было даже собачников. Он спустился с края и включил карманный фонарь у подножия бетонного фундамента моста. Стоя на гравии, он наклонился с фонариком во рту и открыл висячий замок на цепи, державшей грязную пластиковую лодчонку-тузик. Он оттолкнулся ногой, ухватился за короткие весла и заскользил по черной воде. Монотонный перестук проходящего по мосту поезда эхом рассыпался по арматуре моста вплоть до глубокой темноты залива Оштасунд. Вода поблескивала там, куда попадал белый свет прожекторов скорого поезда или красные и зеленые светлячки сигнальных маркеров. У него не было времени любоваться световой игрой. Он греб уверенно и целеустремленно мимо лодочных мостков, удивляя иностранных туристов, непривычных к тому, что в больших городах можно купаться и плавать.