– Понятно.

Складывая бумагу, он приподнял палец, и я вдруг ощутил прикосновение холодной стали к горлу.

Мой собеседник положил бумагу на свои обширные колени и посмотрел на меня.

– Поскольку ты упорно хочешь вести себя как варвар, мы продолжим в имперском духе, – заявил он. – Абул?

Быстрый укол над почкой совпал с отводом ножа от моей шеи. Я хапнул воздуха и припал на колено.

– Вот так, – произнес человек, снова берясь за бумагу. – Теперь, когда мы покончили с положенным насилием, я могу объяснить, зачем прибыл. – Он стер с края окна брызги моей слюны. – Хочу кое-что прояснить: Имперский квартал не принадлежит вам. Он никогда не будет принадлежать вам. Среди здешней публики нет великих шейхов Круга. Ни Бандюков, ни Ферзей, ни…

– Тузов, – подал я голос с колен.

– Что?

– Их называют Тузами, сволочь. Говори правильно.

Движение пальца – новый укол. Я скривился и не сказать чтобы упал.

– Ни Тузов, – сказал он, высунул голову из окна, и кресло застонало. Носильщики привстали, готовые к крушению, которого не случилось. – И никаких Серых Принцев, – добавил их господин.

Я стрельнул глазами и выдержал его взгляд.

– Да, – изрек он, расплывшись в улыбке, – думаю, мы понимаем друг друга.

Я кивнул. Не баламутить местный Круг. Тот был угоден раздробленным и расстроенным, и появление Серого Принца, который отчасти мог навести порядок, а то и хуже – поставить цель, не устраивало коренных криминальных боссов.

Я не стал заморачиваться расспросами, как он меня вычислил. Это был его город – территория Закура; если кто и мог свести воедино слухи и обрывки подслушанных разговоров, то исключительно закурейцы. Даже если это была только догадка, я подтвердил ее своим взглядом.

Нет, меня не особенно удивила их прозорливость; мне лишь хотелось знать, как они управились настолько быстро.

Закуреец… – кто он там был, чертовод, Бандюк, Туз? – вернулся к своему листу и уже снова складывал.

– Надеюсь, тебе понятно, что я говорю все это сугубо во избежание недоразумений между твоей глубокоуважаемой особой и моими людьми. Мы признаем и почитаем твое положение и престиж.

– Ну конечно, – согласился я, оглянувшись на Резунов.

– Конечно. Ага, готово! – Он согнул лист в последний раз и показал бумажного пустынного волка. Это была мастерская работа. – Согласен, занятие несерьезное, но требующее великой точности и обдумывания.

– Насчет несерьезного, – проговорил я, кое-как поднимаясь. – Ты мог бы передать это сообщение десятком других способов: через улицу, курьера, Щипача или Смотрящего за Нищими… да хоть на бумажной лягушке, сука, если тебе нравится.

– Верно. – Он посмотрел на меня сквозь щелочки глаз.

– Отсюда вытекает, что дело не только в предупреждении.

– Понятно, почему ты эмир у своих. – Его губы снова чуть дрогнули. – Да, есть и другая причина.

– И в чем же она?

Он развернулся ко мне получше. Кресло протестующе хрустнуло, и меня обдало новой волной запаха сырого торфа и уксуса от ноги седока. Подагра? Или что-то похуже?

– Зачем ты здесь? – спросил он.

Я моргнул. Улыбнулся. Мог бы и в лицо рассмеяться, если бы не думал, что тут мне и смерть.

Зачем я здесь? Такой же вопрос я сам задал бы Большому Шейху Закура, покажись тот в Илдрекке. Что ему нужно? Каковы его планы? С кем работает? Ибо, Ангелы свидетели, никто вроде него – вроде меня – не заезжает так далеко от дома без особой причины и всяко не обходится без налаживания связей с местными властями, если не хочет, чтобы те нервничали.

Другое дело, что именно так я и поступил, потому что не думал как Принц, а действовал как Нос. Опять.

Проклятье!

Ответить было нечем. Все, что я скажу, будет разобрано по косточкам и рассмотрено на свету. Вранье окажется предусмотренным, двуличие – ожидаемым, попытка пустить по ложному следу – предвосхищенной.

Да и к гребаной матери! Я решил сказать ему правду.

– Я кое-кого ищу.

– И?

– Что – «и»? Это все.

Уголки рта поднялись; тяжелые губы сложились в улыбку, означавшую нечто среднее между самодовольством и упреком.

– Ты мог бы искать десятком других способов, – заметил он. – Через Круг, помощника, местного босса – даже черкнуть записку на бумажной лягушке, сука; ты же не ждешь, чтобы я поверил, будто Серый Принц потащится в Джан кого-то разыскивать?

– Меня не касается, чему ты веришь.

– О нет, еще как касается. – Он уселся поудобнее и принялся бережно вертеть в пальцах бумажную фигурку. – Потому что то, чему я верю, может напрямую повлиять на то, чего ты здесь добьешься.

– Не лезь, – ответил я. – Не тот случай. Это не твое дело.

Его глаза переключились на меня. Теперь они превратились в буравчики.

– Ты угрожаешь мне?

– Предупреждаю.

Он долго пялился на меня, или мне показалось, что долго, – сердце стучало как бешеное, и судить было трудно. Когда стало ясно, что ни один из нас не уступит, он хрюкнул и отвернулся. Щелкнул пальцами, и носильщики метнулись плечами под шесты его кресла.

– До меня дошли слухи, – молвил он, когда портшез взлетел, – что последние месяцы кто-то переправлял из империи в Эль-Куаддис магию. Если не путаю, не так давно ты занимался контрабандой реликвий в Деспотию?

Я сохранил лицо бесстрастным, хотя внутри у меня все перевернулось. Он знал о глиммере? Ангелы – сколько же Джелем сюда заслал? И главное, сколько грузов он переправил за последние месяцы?

– Одно дело реликвии, другое – глиммер, – ответил я ровно.

– Но контрабанда есть контрабанда, что ни возить. А в моем городе за контрабандой всего магического надзираю я. – Он посмотрел на меня со своего обнесенного насеста. – Не думай, будто мы настолько глупы, что не знаем истинной причины твоего приезда, Теневой Принц. Хорошенько подумай, прежде чем передать кому-то магию, а заодно прикинь, не распустить ли организацию, которую тут сбиваешь. Тебе же сказано, что Старый Город – наш и не стоит переходить нам дорогу.

– А если я отвечу, что мои дела не связаны ни с каким контрабандным глиммером?

Я решил помалкивать об отсутствии у меня организации.

– Тогда я скажу, что только глупец отрицает правду, очевидную всем.

– Ты даже не представляешь, каким я бываю глупым, когда захочу. – Я скрестил руки.

– Поистине, этот ответ радует меня бесконечно. – Он улыбнулся.

Заставка опустилась.

Только когда он и его Резуны скрылись, я заметил сложенную бумажку, лежавшую у моих ног: волк. Одна незадача: когда я ее подобрал, там оказался не волк, а гиена. Пригнувшаяся, с открытой пастью и вываленным языком, хохочущая. Надо мной.