Я пошел прочь, оставив его послание порванным в клочья и скомканным на мостовой.

Остаток ночи и весь следующий день я рыскал по улицам. Если раньше я задерживался в дешевых тавернах и ночлежках, где подпаивал окружающих, чтобы развязать языки, то теперь действовал откровеннее. Там, где прежде не обнажалась сталь, она засверкала, а на моем серебре, когда оно меняло хозяина, появились нечаянные красные мазки. Я размахивал моим именем, как клинком, запугивая осведомленных и покупая или просвещая тех, кто его не знал. Это были Кенты, и даже здесь, под пятой Закура, я читал в их душах и умел с ними разговаривать – равно как пугануть до чертиков в случае нужды.

Значит, в Имперском квартале без Закура никуда, пока не одобрит? И без их крыши мне Дегана не найти? Я был Серым Принцем, черт побери, пошли они к гребаной матери!

Однако это не означало тупой опрометчивости. Когда я называл свое имя, я делал это так, чтобы его не отнесли на мой счет. Я был подручным, подставным лицом, глашатаем, которого послали заранее готовить почву и наводить справки. Я был заинтересован в Эль-Куаддисе и в то же время нет, укреплял мои позиции в Илдрекке и тут же стремился расшириться. Я был явью и призраком, фактом и слухом. Все, что угодно, только бы замутить воду для Жирного Кресла – да, именно так звали этого фрукта в портшезе; пусть ломает башку, что за дьявольщина творится вокруг.

То есть все ради толики лишнего времени.

Что касалось Дегана, то он, как обычно, оставался неуловим. Даже будучи высоким белокурым уроженцем запада в краю смуглых и черноглазых джанийцев, он был настолько ловок, что мало кто даже слышал о нем – не то что видеть. Я сумел раздобыть лишь горстку поблекших воспоминаний о похожем на Дегана человеке, который несколько дней бродил по Имперскому кварталу, а после убрался. Это было с месяц назад, и, судя по словам моих собеседников, он большую часть времени гулял по базарам и вкушал уличную пищу. Ни слова о чужеземце, торговавшем клинком; ни звука о найме к местному ноблю или мечникам. Ни трупов, ни монет как следа.

Все это означало, что мне придется распространить поиски за границы Имперского квартала. Неудивительно, но я отчасти надеялся, что Деган будет держаться поближе к своим. Работа в Старом Городе потребует больше времени, денег и сил, чем я располагал. Мне предстояло шариться по низам, обзаводясь по ходу осведомителями и сортируя слухи. Это означало общение с массой грязных Губошлепов и сомнительных Ушей, больше половины которых либо накормит меня пустыми байками, либо, если получится, сольет Закуру. Вдобавок стараниями Хирона и Волка я крайне ограничен в сроках.

Нет, это задача не из легких.

Покинув «Тень Ангела» накануне, я вернулся в гостиницу далеко за полдень. Ноги подкашивались, голова гудела. Из нычки ахрами, которой обеспечил меня Хирон, осталось одно зерно, и я берег его до поры, когда проснусь, – хорошо бы завтрашним утром. Поздним завтрашним утром.

Я застал Тобина и труппу во дворе. Они вовсю занимались новой пьесой. Те, у кого не было реплик, изображали задник.

Увидев меня, Тобин тотчас пошел ко мне с откровенным неудовольствием на лице. К счастью для начальника труппы, Езак перехватил мой взгляд, придержал кузена за локоть и направил в другой угол двора. Со стороны труппы донеслись отголоски короткой, но жаркой дискуссии, и все, даже Муйресс, постарались убраться с моего пути. Я беспрепятственно добрался до двери гостиницы и вошел.

Птицеловка сидела на ближайшем к двери окне, выставив ногу на солнцепек и наблюдая за репетицией. Распущенные волосы ниспадали на левое плечо, и солнечный свет превращал их в золото. Я захлопал глазами, удивленный этой вольностью. До меня не сразу дошло, что и одета она не для улицы – по крайней мере, не в свой обычный рабочий наряд. Заношенные дорожная рубашка и куртка сменились кое-чем получше: полотняным дублетом цвета плюща с высоким воротом. Дублет был недошнурован, сорочка тоже отчасти была нараспашку, обнажая ключицы. Фасон новых бриджей заметно отличался от мужского и… привлекал внимание, скажем так. Они плотно облегали ноги, заканчиваясь чуть выше колен. Дальше были обычные лосины и низкие башмаки. Последние она даже начистила.

– Полагаю, ты и глаз не сомкнул. – Птицеловка шевельнулась в проеме и критически глянула на меня.

– Для этого пришлось бы замереть на месте.

– Ну, если у тебя была веская причина…

– Что это? – Я указал на ее наряд.

– Ты о чем?

– О прикиде. Театральный костюм?

– Позаимствовала у труппы. – Птицеловка вперилась в меня взглядом, затем снова переключилась на двор. – Отправила шмотки в стирку. Им полезно после такой дороги. – Она многозначительно принюхалась и помахала перед носом. – Тебе тоже не повредит.

– Когда будет время. – Внезапно устыдившись, я почесал грудь.

– Всегда можно попросить Муйресс.

– Мне нужно, чтобы все осталось в целости и сохранности.

– Короче, ты понял.

Я какое-то время смотрел на нее, после чего перевел взор на труппу.

С того момента, как Птицеловка вернулась и снова стала работать на меня, положение… изменилось. Раньше, когда я был просто Носом, а она приглядывала за моей норой, все было просто – общаться, развлекаться на пару, ложиться в койку. Но этого не стало, как только она выяснила, что я лгал ей последние семь лет о моем настоящем хозяине – и в некотором смысле, о том, кем являлся сам. Будучи Длинным Носом, я никак не мог признаться ей в служении Келлзу, а вовсе не Никко, но это оправдание не ослабило ее чувства обманутости. Я на это и не рассчитывал.

Поэтому не удивился ее уходу. Она не вернулась даже после того, как меня произвели в Серые Принцы. А через месяц вдруг нарисовалась. В одно прекрасное утро меня неожиданно стал прикрывать Рваный Даниэль; на следующее – Птицеловка уже обосновалась на крышах, а ее люди присматривали за моим домом. Она так и не объяснила своего возвращения, а я не настаивал, как и не спрашивал, что у них с Рваным Даниэлем произошло. Иногда лучше не знать.

Однако с тех пор она держалась… не отчужденно, но настороженно. Я по-прежнему доверял свою жизнь Птицеловке больше, чем кому-нибудь еще, коль скоро не стало Дегана, – мы то и дело, как встарь, срывались на укоренившиеся привычки, но было ясно, что в ее сознании пролегла черта. В некоторых аспектах очевидная, в других – меньше.

Сейчас был случай из числа последних, не до конца понятных.

– Ворон нам не нашла? – спросил я, встав рядом и рассматривая соседние крыши.

– Какое там! – усмехнулась Птицеловка.

– Да ну?

Это было непохоже на Птицеловку – чтобы она да не нашла никого для присмотра за малиной, пусть даже в Эль-Куаддисе. Если кто и мог найти услужливых и зорких соглядатаев, то это была она.

– Рассказывай. – Я пододвинул стул.

– Местные Кенты бесполезны.