– Я подумывала об этом. Но на дорогу ушли бы два дня, и я уверена, к тому времени ты просто истек бы кровью.

Она осмотрела его бок. Хоть она и пыталась прижать лезвие только к ране, примерно на дюйм по обе стороны от нее сгорела кожа.

– Надеюсь, рана все еще не болит? – с надеждой спросила она.

– Все еще?

– По пути сюда ты сказал, что не чувствуешь боли. Это сильно меня обеспокоило.

– Тебе вообще не стоит думать об этом, особенно сейчас.

Макс снова поежилась, представив боль, которую он терпел, и повернулась к огню.

– Обед горячий. Если не сможешь поесть, покормлю тебя с ложки.

Он фыркнул. Ободряющий звук, которого он раньше никогда не издавал в ее присутствии. Видимо, он слишком сильно ослаб, потому и оттаял.

Она принесла ему миску с едой и поискала в мешке Дигана оставшийся хлеб. Пусть Диган макает его в рагу! А ей пора проверить запасы Артемуса, посмотреть, есть ли у него мука и закваска. Тогда она сможет испечь свежий хлеб. Может, траппер просто жил на мясе, фруктах и диких овощах, как она сама. В лесу она видела много грибов и одуванчиков. Завтра соберет.

Диган нашел в себе силы чуть приподняться, чтобы поесть. Даже подложил себе под спину подушку и прислонился к стене. Изголовья у кровати не было, только рама, но на ней хотя бы лежал матрас. Все лучше, чем пол, где будет спать она. Макс понятия не имела, сколько времени уйдет, прежде чем он поправится и снова сможет сесть в седло. Но он сильный и крепкий, так что нужно не больше недели-двух. При виде Дигана, державшего миску с рагу, она ощутила такое счастье!

Макс положила себе рагу и придвинула единственный стул к кровати, чтобы поесть вместе с Диганом. Хорошо, что у него есть аппетит. «Добрый знак», – решила она.

– Что ты положила в рагу? – спросил он.

Она расплылась в улыбке. Разговор!

– Овощной банан, грибы и сушеную крольчатину, так что не жди, что мясо будет мягким. Я хорошенько посмотрю, что еще есть в погребе, и завтра сготовлю что-то посвежее. На ленч уже задуман суп из куропатки.

– Ты охотилась?

– Не совсем. Немного побродила в лесу и спугнула стайку куропаток. Успела подстрелить одну, прежде чем остальные разлетелись.

Тут она рискнула проверить, действительно ли он смягчился и согласится ли говорить о себе.

– Как считаешь, твоя приятельница сдалась и вернулась домой?

– Она мне не приятельница. Больше не приятельница.

– Но когда-то была?

– Мы росли вместе с ней. И брат тоже.

Его тон стал ледяным. Поэтому она постаралась сменить тему:

– Сколько у тебя было братьев и сестер?

– Сестра умерла подростком. Остались только мой брат Флинт и я.

– Вы похожи?

– Нет, ничуть. И никогда не были.

– Так Флинт улыбается и смеется, и не убивает людей?

Это было сказано с улыбкой – пусть видит, что она шутит. Но его взгляд все-таки был злобным:

– Он не работает.

– Ну да, точно, ведь твоя семья живет в большом городе и богата. И это сделало из него избалованного бездельника.

Он не ответил. Но видимо, нашел разговор о брате приемлемым, потому пояснил:

– Флинт очень обаятелен. И может выживать только благодаря своему обаянию, не важно, в богатстве или бедности. Будь он честолюбив, стал бы видным политиком, но наш отец никогда не поощрял таких стремлений.

– Так это тебя воспитывали, чтобы стать во главе? Не его?

– Его тоже следовало бы готовить к этому. О чем наш отец, возможно, сейчас сожалеет!

– Расскажи об отце. Почему ты его ненавидишь? – спросила она.

– Вовсе нет. Никакой ненависти.

– Тебе просто все равно, что с ним будет?

– Мы не поняли друг друга.

– По какому поводу?

Он снова не ответил, только протянул ей пустую миску. Она пошла к двери помыть посуду и едва расслышала ответ:

– Он попросил у меня нечто такое, чего я не был готов дать. Он стоял на своем. Я тоже. Поэтому и уехал.

Вот так и было?

Макс была окончательно сбита с толку. Неужели несогласие между отцом и сыном может быть таким сильным, что сын отвернулся от богатства, привилегии и всего, к чему его готовили?

Диган целовал Макс, но знал, что этого делать нельзя. Он поклялся, что не станет снова целовать ее. Принял твердое решение. Что случилось? Почему он передумал?

Он не мог связно мыслить, да и не хотел: ведь она так нежно льнула к нему. Откуда этот аромат роз и запах свежего сена? Ведь Макс не пахла розами…

Диган поднял голову и увидел разбросанное вокруг сено и Эллисон, лежащую под ним. Ему не следовало любить ее в конюшне, но она страстно целовала его, и это был счастливейший день в его жизни. День, когда она выбрала его, – и он не мог сдержаться.

Она была его первой любовью. Единственной любовью. Флинт тоже любил ее. Их борьба за Эллисон была слишком яростной и продолжалась с того времени, когда они были детьми и просто дрались за ее внимание. Когда оба стали взрослыми, захотели жениться на ней. Эллисон поощряла их соперничество, наслаждаясь сознанием того, что двое самых завидных женихов в городе принадлежат ей.

Диган и Флинт продолжали бороться, иногда дело доходило до кулаков. Оба желали ее, но по-прежнему оставались братьями. Их родственная связь была сильнее. Диган был бы бесконечно разочарован, но все же радовался бы за Флинта, выбери его Эллисон. И Флинт сдался бы без возражений, прими она предложение Дигана. Меньшего никто не ждал.

Счастье Дигана растаяло. Аделаида Миллер вопила на него:

– Если не сумеешь поразить цель, умрешь! Будь внимательней, парень!

Он не любил оружия. Последним, которое он держал, был дуэльный пистолет отца. После того, что он сделал, поклялся никогда не касаться его. Но теперь пистолет вновь был в его руке. И опять он слышит крик, побудивший взять его. Он услышал ее крик и помчался наверх. Вверх по вьющейся лестнице, по бесконечным ступенькам. Почему они не кончаются? И жара, страшная жара. Наверное, горит дом. Может, она кричит именно поэтому? Но он не чувствует дыма. Только аромат роз. Ее аромат. Это он гонит Дигана наверх. Она кричит, и как бы быстро он ни летел, он не может добежать до нее. Но он должен ее спасти! Она для него – все, но чертова лестница не заканчивается…

– Я не собиралась его использовать, – говорит женский голос. – Ему нельзя доверять. Ни на секунду! А вдруг это яд? Но я пришла в такое отчаяние, когда твой жар усилился! Ты слышишь меня? Черт возьми, Диган, я думала, ты идешь на поправку!