Неужели он сейчас солгал ей? Должно быть, действительно был беспомощен, если говорил такое во сне. Макс, вероятно, сумеет вызвать его на разговор о себе, если умело подведет к этому. И если это его не утомит. Сейчас его выздоровление куда важнее ее любопытства.

– Что еще я сказал? – допытывался он.

– Немного. У тебя была такая температура, что ты нес невнятицу. Сказал, что ненавидишь оружие. Мне показалось это весьма забавным. Ты действительно его ненавидел?

– Где мой пистолет?

Хмыкнув, она нашла его «кольт» и положила на небольшой ящик у кровати, который траппер использовал вместо тумбочки.

– И не думай, что можешь не ответить на вопрос, – шутливо предупредила она.

Несколько секунд он смотрел на нее. Наверное, спорил с собой, стоит ли отвечать. Но все же сказал:

– В Чикаго мне ни разу не пришлось задумываться об оружии. В больших городах не стреляют и не носят пистолетов. Оружие есть только у полиции или преступников. У отца была пара дуэльных пистолетов, которые он держал в кабинете заряженными, напоказ: ценное приобретение, которое принадлежало еще деду в те дни, когда честь защищалась поединком. Ему ни разу не представилось случая воспользоваться ими. А моя сестра Айви была убита в перестрелке между пытавшимся сбежать вором и полицейским, гнавшимся за ним по городской улице.

– Мне так жаль, – охнула Макс.

– Этого не должно было случиться, – продолжал он. – Моя мать ушла за покупками и только вышла из магазина, как все случилось у нее на глазах. Она винила себя.

– Почему? Конечно, это трагедия, но…

– Потому что утром Айви должна была ехать с Флинтом в Линкольн-парк. Мать обычно делала покупки одна, но в тот день ей хотелось общества дочери, вот она и настояла, чтобы Айви отправилась с ней. Полагаю, я возненавидел оружие, потому что сестру застрелили.

И все же он взялся за пистолет, когда оказался на Западе, мало того, именно поэтому стал знаменит. Значит, было нечто такое, что он ненавидел даже больше, что-то, заставившее его вести абсолютно другую жизнь.

– Твоя мать жива?

– Нет. Прошло меньше года после смерти Айви, и она умерла. Не смогла жить с чувством вины.

Макс вздохнула. Она и представить не могла, что Дигану пришлось перенести такую трагедию. Неудивительно, что он старается не выказывать эмоций. Неужели это заставило его потерять способность чувствовать? Но она знала, что он способен испытывать страсть. Она могла бы поклясться в этом! Может, она придавала слишком много значения смерти его сестры? Может, он не выказывает чувств потому, что, как он намекал ей, его род занятий не позволяет ему?

Она взяла пустую миску, наполнила, протянула ему, снова села и как бы между прочим заметила:

– Ты говорил, твой отец пожалел, что не воспитывал Флинта, как тебя. Но неужели не мог научить его всему, чему учил тебя? Учиться никогда не поздно.

– Когда ты вырос, ни за что не отвечая и не ожидая, что можешь иметь какие-то обязанности, уже поздно. Самые важные решения Флинта заключались в том, какой бал посетить и кого после потащить в постель. От чего-то более серьезного он бежит, как от чумы.

– Похоже, тебе не слишком нравится его беззаботная натура, – заметила Макс.

– Вовсе нет. Мы с братом были близки.

– Были?

– Когда я жил дома.

– Надеюсь, ты понимаешь, что сейчас мы не так уж далеко от Чикаго. Дорога дотянулась и сюда, так что до Чикаго не больше двух дней пути. Я не возражаю против небольшой проволочки, если хочешь узнать…

– Нет.

А она думала, что, предложив это, сделает ему одолжение. Очевидно, это не так.

Бросив на него раздраженный взгляд, она пробормотала:

– Я слышала, как твоя приятельница кричала на тебя, что человеку необязательно умирать, чтобы отвратно себя чувствовать. Похоже, с твоим отцом что-то случилось.

– Эллисон любит преувеличивать. Можно сказать, это ее сильная сторона.

– Так почему ты не обратил внимания на ее слова? Потому что просто им не поверил?

– Если бы отец хотел моего возвращения, приехал бы сам и нашел меня, а не послал Эллисон Монтгомери.

Макс выразительно закатила глаза:

– Ты очень странный, знаешь ли.

– Не знаю.

– Конечно, странный. В тебе нет не только эмоций, но и любопытства. Почему ты не спросил ее, что с отцом?

– Я убедился, что он жив. Все остальное не важно, поскольку я не вернусь. Никогда.

Он отвел глаза от Макс и продолжил есть. Вероятно, это означает, что больше он не склонен говорить о своей семье. Словно развелся с ней, как мужчина разводится с…

– Ты женат?

Его взгляд медленно вернулся к ней.

– Неужели я сделал бы тебе предложение, если бы был женат?

– Ты не спрашивал. Просто сказал, что женишься на мне. Большая разница, щеголь.

С этими словами она поспешно выбежала наружу и отошла достаточно далеко, чтобы он не слышал ее мысли по этому поводу. Ее трясло от раздражения.

Они пробыли в лачуге еще десять дней. Макс ожидала, что траппер вернется с минуты на минуту, если только Джексон не нашел Артемуса и не сказал, что у него новые гости. Траппер мог не спешить и подождать, чтобы наверняка получить обратно кровать в полное пользование. Она надеялась, что это именно так.

Но Диган уже поговаривал об отъезде. Теперь он снова мог ходить, хоть и медленно, но боль его не отпускала. Конечно, этого он ей не говорил, но она замечала, что он часто морщится и хватается за бок. А в седле ему придется совсем туго. Даже если ехать не галопом, рана может открыться от тряски. Поэтому Макс убедила Дигана остаться до возвращения Артемуса или, по крайней мере, еще хоть на несколько дней.

Атмосфера в лачуге была самой дружеской. Они старались не действовать друг другу на нервы и взяли за привычку каждый вечер любоваться закатами. Закаты в Дакоте были на редкость красивы: небо окрашивалось в оранжевые и багровые тона, и не было ни холмов, ни деревьев – ничто не могло скрыть от них это восхитительное зрелище. Макс выносила из дома стул, а сама садилась возле Дигана на землю. Он всегда смотрел на Макс, чтобы поймать ее улыбку в тот момент, когда солнце скользнет за горизонт. И она тоже смотрела на него. Ей так нравился его взгляд в этот момент!

И почему-то, когда их глаза встречались, она находила это мгновение более интимным, чем поцелуй.

Самое время предупредить его, что помочь ей будет не так просто, как он думает. Макс надеялась на то, что Карл жив, но Диган был убежден в обратном, и она не могла больше цепляться за мысль, что он ошибается.

Но Диган не знал, что Карла уважали так сильно, что никому не был нужен суд, чтобы признать ее вину. Как только они увидят Макс, сразу потащат к ближайшему дереву и линчуют, и даже Диган не сумеет защитить ее от разъяренной толпы, насчитывавшей сотни людей. Эван Бингем потерпел неудачу, пытаясь надеть ей кольцо на палец, не так ли? И хорошо, что в конце концов Бингемы не получат желаемого, хоть она и не сможет позлорадствовать.