Покинув город, мы словно попали в иной мир. Дети были околдованы горами, долинами, лугами, они прилипли к окнам и долгое время не издавали ни звука. Хамид мурлыкал песенку, и я ему подпевала. Сердце до краев переполнилось радостью. Я произнесла молитву, которую обычно читают перед дорогой, и попросила Бога не отбирать у нас это счастье – быть вместе. Крутые склоны автомобиль одолевал с трудом, но это не имело значения: чем дольше длится дорога, тем лучше.

К обеду у меня были заготовлены отбивные. Мы выбрали красивое место, остановились и поели. Дети пустились гоняться друг за другом, радуя меня своим смехом.

– Поразительно, – сказала я, – как изменился Сиамак. Ты заметил, насколько он стал спокойнее? Он послушен, старается сделать приятное. Уж и не припомню, когда я последний раз бранила его. Раныпе-то мы ссорились что ни день.

– Я, признаться, не понимаю, что за проблемы у тебя с этим ребенком, – ответил Хамид. – По мне, так отличный парень. Мне кажется, я лучше его понимаю, чем ты.

– Нет, дорогой мой. Ты видишь, как Сиамак ведет себя, когда ты дома. Пока тебя не было, он был совсем другим. Ты бы не узнал в нем того мальчика, которого видел перед собой последние два месяца. Ты действуешь на него словно успокоительное.

– Уф! Не говори так! Нельзя, чтобы кто-то до такой степени зависел от меня.

– Но так оно и есть. И не только Сиамак, – напомнила я. – Не в твоей власти это изменить.

– При одной мысли об этом мне становится не по себе. Тревожно.

– Ну так не думай об этом. Не станем это обсуждать – будем просто наслаждаться, нам выпало несколько прекрасных дней вместе.

Мансуре приготовила нам светлую комнату с видом на море. При ней Хамид не мог ночевать в другой комнате, пришлось ему спать подле меня. Все мы с радостью впитывали в себя море и солнце. Мне хотелось загореть. Я распустила волосы и носила цветные платья с открытым воротом, которые недавно себе сшила. Пусть Хамид вновь глянет на меня с восхищением. Я хотела его внимания, хотела пробудить его чувства. На третью ночь он сдался, нарушил свой же многолетний обет и сжал меня в объятиях.

Та навсегда запомнившаяся поездка сблизила нас больше, чем годы семейной жизни. Я знала, что быть только хорошей хозяйкой – мало, Хамид ждал от меня большего. Я старалась как можно больше читать и обсуждала с ним то, что вынесла за годы чтения из его книг. Я старалась заполнить пустоту после исчезновения его друзей, делясь с ним своими мыслями, заводя разговор о социальных и политических проблемах. Постепенно он убедился, что и я разбираюсь в политических и общественных вопросах, он даже научился ценить мой ум и надежную память. Я перестала быть в его глазах отсталым ребенком, необразованной женщиной.

Однажды, когда я напомнила ему забытую цитату, он сказал:

– Как обидно, что с такими способностями ты не продолжила обучение. Попробуешь сдать экзамены в университет? Я уверен: если будешь учиться дальше, ты многого добьешься.

– Вряд ли я смогу сдать экзамены, – возразила я. – Английский у меня слабоват. И потом, как быть с детьми, если я вздумаю учиться?

– С детьми – как и тогда, когда ты готовилась к получению аттестата. И дети стали постарше, у тебя теперь больше свободного времени. Запишись на курсы английского языка, а еще лучше – на подготовительные курсы к вступительным экзаменам в университет. Ты все сможешь, чего захочешь.

После восьми лет одиночества наступила пора подлинной семейной жизни, и я смаковала ее приятные моменты. Той осенью, благо Хамид во второй половине дня оставался дома, я пошла на подготовительные курсы. Я не знала, долго ли еще Хамид пробудет с нами, но пыталась выжать все из каждого драгоценного дня. Я думала, что группа распалась и что вот так, по-семейному, мы будем теперь жить всегда. Хамид постоянно нервничал и все ждал телефонного звонка, но я тешила себя мыслью, что и это скоро пройдет.

Об их организации я по-прежнему ничего толком не знала. Однажды в разговоре попробовала спросить.

– Не надо расспрашивать меня о людях, о нашей деятельности, – остановил меня он. – Не в том дело, что я тебе не доверяю или думаю, будто ты не поймешь, а просто – чем меньше знаешь, тем для тебя же безопаснее.

Больше я не давала воли своему любопытству.

Осень и зима прошли тихо. Расписание Хамида понемногу менялось: раз в неделю или в две звонок все же раздавался, и мой муж исчезал на день-другой. Весной он заверил меня, что угроза миновала, никого из членов группы не выследили, и почти всем удалось добраться до безопасного убежища.

– То есть все это время они скитались бездомные? – всполошилась я.

– Не так, – сказал он. – Они скрывались. После первых арестов их адреса попали в руки тайной полиции, и многие вынуждены были покинуть свой дом.

– Даже Шахрзад и Мехди?

– В первую очередь. Они лишились всего. Спасли только записи и документы.

– У них было много добра?

– О, семья Шахрзад дала за ней такое приданое, что можно было бы два дома обставить. Разумеется, большую часть вещей она постепенно раздала, но многое еще оставалось.

– И куда они делись, бросив дом, что же они делали?

– Стоп! Не входи в детали.

Весной и летом Хамид несколько раз уезжал надолго. Настроение у него заметно улучшилось, и я позаботилась о том, чтобы никто не знал о его отлучках. Сама я тем временем усердно училась, готовилась к вступительным экзаменам. Меня и Хамида зачисление в университет обрадовало, моих родственников изумило, но всех по-разному.

– Зачем тебе университет? – спрашивала матушка. – Ты же не собираешься стать доктором?

По ее мнению, единственный смысл университетского образования – стать врачом.

Отец был счастлив и горд и не мог нарадоваться:

– Твоя директриса говорила мне, какая ты способная, но я и сам это знал, – сказал он. – Жаль, что никто из мальчиков на тебя не похож.

Али и Махмуд сочли, что я так и не избавилась от детских причуд, а мой муж, бесхребетник, не умеет со мной справиться: он не мужчина и лишен понятия о чести.

А я летала словно на крыльях. Гордая, уверенная в себе. Все складывалось по-моему.

Я устроила праздник для Манижэ, которая недавно вышла замуж – до того я все не находила времени, чтобы воздать честь ей и ее супругу. После стольких лет взаимного отчуждения наши родственники собрались за одним столом. Разумеется, Махмуд и Али уклонились от приглашения под тем предлогом, что там будут женщины без чадры, но Этерам-Садат пришла и привела своих бойких и шумных детей.

Я была так счастлива, что ничто не могло меня огорчить или стереть улыбку с моего лица.

В жизни появился новый ритм. Я отдала Масуда в детский сад возле дома и большую часть домашних дел выполняла ночью, чтобы с утра спокойно уйти в университет, оставив Хамиду и детям готовый обед.