маленькое тельце. От руки короля к нему тянулись золотисто-зеленые жгуты. Они пульсировали и переливались, как живые. Должно быть, та самая магия, которую я почувствовала рядом с сундуком…

Теперь больше всего на свете мне хотелось рассмотреть ребенка.

В подробностях.

Уж слишком неподвижно лежало тельце. Ни движения, ни звука.

“Но… мы хотели посмотреть на сестру”.

Так сказал мой брат.

Неужели это… это…

Я?

Но от двери толком разглядеть детали было невозможно.

Я видела только ручку, маленькие пальчики, круглую голову — затылком ко мне…

“Пока о тайнах молчат, судьба младшей дочери рода предопределена и неизменна. Да будет так.”

Не знаю, сколько я простояла, приникнув к дверному косяку, но в какой-то момент реальность ворвалась в мое сознание. Ворвалась стуком шагов по коридору.

— Слышите? — снова голос отца. — Это, должно быть, Винс и…

Я отшатнулась от двери и стала оглядываться по сторонам в панике. Куда спрятаться? Куда?

Озарение пришло, когда шаги звучали уже совсем близко.

Я метнулась к сундуку и свалилась в него, зацепившись за край носком туфли и рукавом. Тяжело упала на дно, ударившись плечом, и тут же скорчилась, пытаясь казаться как можно меньше, подобрала ноги и натянула сверху длинный подол платья, пытаясь целиком укрыться. Пусть подумают, что в сундуке лежит мешок… какие-то тряпки… Ведь сегодня, наверняка, в имение так просто не проникнуть. Здесь не может быть того, кто явился узнать тайну. Украсть тайну.

Не может.

Нет.

Пусть они только меня не заметят…

Пусть…

Стук шагов совсем близко.

Это точно не один человек.

Двое. Или трое…

Мимо.

Удаляются.

Неужели?

Заскрипела дверь в лабораторию.

— Я привел его! — прозвучал радостный голос дядюшки Винса.

— Я думал, что мы ждем артефакт! — отец перестал сдерживать гнев и зарычал. Голос эхом раскатился под потолком у меня над головой.

Я откинула подол платья, извернулась и вцепилась в край сундука. Подтянулась и села. Осторожно подняла голову и выглянула наружу. Теперь дверь в лабораторию была распахнута, и в ярко освещенном проеме виднелись два черных силуэта.

Отец и дядюшка.

— И дождались, — спокойно ответил дядя и поднял перед собой саквояж. — Но присутствие Мастера времени на ритуале создания критически важно. Поэтому я привел его.

— Важно… Особенно если с ним повезло… как нашему поколению, — отец нарушал все мыслимые и немыслимые правила этикета. Говорил, почти кричал, в третьем лице об одном из сильнейших магов королевства, который…

По словам дядюшки, был здесь.

Должно быть, стоял рядом с королем.

Сейчас, когда дверь была широко распахнута, выбираться из сундука было слишком опасно. Стоит отцу повернуть голову, и он тут же увидит меня.

К двери не подойдешь.

И пусть сердце колотилось изо всех сил, пусть тянуло меня туда, но разум твердил — нет. Не смей, Грета.

Тем временем отец принял саквояж у дядюшки, резко распахнул его и жадно выхватил оттуда артефакт. Поднял его над головой, разглядывая на свет. В пальцах его заплескались бледно-зеленые искры.

— Вот как, — наконец заговорил король. — Неужели из хризолита? Как в старой сказке?

12.6

— Именно, — кивнул дядюшка. — Как в сказке. Пусть у нее будет сердце из хризолита.

— Если бы все, присутствующие здесь, руководствовались здравым смыслом, а не романтическими домыслами и мифами… — прорычал отец, но дядя шагнул к нему и взял за локоть.

— Хватит кричать, Арден. Да, во время ритуалов важно сохранять холодную голову. Но я думаю, что нашел тот самый ингредиент, которого не хватало все эти годы.

— Неужели? — голос короля неуловимо изменился. Казалось, он говорил спокойно и расслаблено, но магия внутри него зазвенела и запела, как натянутая струна. Я чувствовала ее всей кожей. Прохладную, как вода в горном источнике, шипучую, как игристое вино, зеленую и ласковую, как ветер в весеннем лесу. — И что это за ингредиент?

— Любовь. Именно она придает смысл жизни и способна на чудеса. те самые, которые не измерить наукой и самыми тщательно просчитанными формулами.

— Не смеши, Винс, — отец презрительно фыркнул. — Любовь? Ты говоришь так, будто ходячий артефакт можно считать человеком. Как будто она сможет чувствовать.

— А почему нет? Она будет расти в твоем доме, взрослеть с твоими сыновьями, играть, учиться, путешествовать…

— Как и те, что были до нее.

— Откуда ты знаешь, что у них не было чувств?

— Об этом не сохранилось записей.

— Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему их не сохранилось? Потому что девушки так и остались бездушными куклами, красивыми сосудами для знаний и впечатлений, или потому, что никому не было дела до их внутреннего мира?

Дядя заложил руки за спину и принялся нервно расхаживать туда-обратно, то появляясь в дверном проеме, то исчезая. И сейчас, пожалуй, только его движение не давало мне сойти с ума. Не давала толком задуматься о том, кто я такая. Полностью погрузиться в это понимание…

Или, точнее, что я такое.

Артефакт.

Кукла.

Именно поэтому моего имени не было в книге рода. Артефакт, пусть даже самый красивый и сложный, не заслуживает того, чтобы его ставили в один ряд с людьми.

Но как… Я прижала ладонь к груди. Сердце стучало изо всех сил.

Закушенная губа болела.

Дышать было тяжело.

Я ведь живая. Я настоящая! Я не могу быть куклой! Я не она!

— Наша ошибка в том, — продолжал дядюшка. — Что мы не давали им свободы. Что мы самонадеянно взяли на себя роль высших сил, решив, что внешняя функция может заменить настоящий смысл существования. Но ты же понимаешь? — он остановился перед отцом и смерил его долгим взглядом. — Понимаешь, что “мы растим тебя для того, чтобы сохранить Мастера времени здоровым и полным сил на страже континуума как можно дольше” — это не самая притягательная цель в жизни?

— Хорошо, — ответил отец. — И как ты предлагаешь добавить в ритуал эту самую любовь? Ты достал ее за морями, в дальних землях, в виде волшебного порошка?