они пришли к нашему лагерю, а уже потом, недавно, говорили о том, что наконец-то готовы к нападению. Для того, чтобы атака на превосходящего силами врага удалась, моим центуриям, якобы ушедшим на поиски Евсения, пришлось совершить большой круг, огибая лагерь со всех сторон. Весь успех крылся в возможности напасть разом и одновременно, с четырех сторон.

Мы ведь с самого начала знали, что Евсений обманывает нас. Дядя своим маневром с похищением казны из монастыря, конечно же, сильно обыграл нас, но когда Евсений сказал, что напал на его след, к тому времени Донатина уже доложил мне, что мой слуга и помощник связан с покушением на канале и мы особо тщательно следили за всеми его словами и действиями.

Так что, повторяю, когда Евсений доложил, что уже нашел, как схватить моего дядю за задницу, мы, само собой, поверили ему с точностью до наоборот. Парсаний на самом деле никуда не уезжал от нашего расположения войск, а тайно следил за передвижениями Евсения.

Таким образом, когда мой слуга отъехал немного от основных сил, а затем повернул обратно и направился совсем в другую сторону, мы уже знали через Парсания, что он водит нас за нос. Продолжая следить за слугой, мы поняли, что он поддерживает связь с дядей, причем сам мой родич находился в одном месте, а казна где-то в другом.

Для того, чтобы захватить дядю и вывести на чистую воду слугу-предателя и вероломных остготов, мы решили увести все преданные мне войска из лагеря, для того, чтобы развязать им руки. Эх, почему при этом я не подумал о том, что надо было увезти и Лаэлию, какой же я тупица!

Впрочем, кажется, физически девушка не пострадала, разве что только морально. Когда вокруг взревели трубы и зажглись огни, остготы мгновенно забыли о ней, а также и обо мне.

— Это враги! — закричал кто-то. — Быстрее, к оружию!

Толпа варваров бросилась врассыпную, а я, наоборот, рванулся к Лаэлии. При этом я все еще сжимал в руках меч. Девушка скорчилась на земле, пытаясь прикрыться ладонями между ног, а рядом валялся заколотый мною остгот. Я и сам, когда подбежал ближе, изумился тому, какой он огромный и поблагодарил богов за выдачу, позволившую его так быстро сразить.

Вскоре вокруг быстро опустело, остались только мы и неподвижные тела здоровенного варвара и Евсения.

— Вставай, Лаэлия! — закричал я, пытаясь помочь девушке подняться, но она сначала даже не узнала меня и ударила кулаком в грудь, а затем пихнула в живот.

Мои раны немедленно начали кровоточить, а сам я пошатнулся. Затем стянул с себя остатки грязного окровавленного плаща и укрыл мою отчаянную воительницу. Только после этого она немного пришла в чувство и узнала меня. Когда я помог ей встать и заглянул в глаза, то поразился, какое море тоски и безумия плескалось в них. Вокруг между тем трубили боевые рожки и огни стремительно приближались к лагерю.

— Сукины ублюдки, скотины, какие же вы все-таки сукины дети! — повторяла она, кутаясь в мой плащ, а потом зарыдала навзрыд.

— Ну все, успокойся, все уже хорошо, все уже в порядке, — сказал я, похлопывая ее по грязной и исцарапанной спине. — Пойдем отсюда скорее, сейчас начнется сражение.

Я повел рыдающую и едва переставляющую от потрясения ноги девушку через лагерь, а со всех сторон уже раздались крики атакующего войска. В моем шатре оставаться было небезопасно, поскольку остготы могли попробовать захватить меня в заложники, а то и просто убить из мести.

Поэтому я прошел мимо своей палатки и спрятался вместе с Лаэлией в небольшом овраге в центре лагеря, там где было как можно больше тени. Попадаться на глаза моим воинам и остготам сейчас было нельзя и я надеялся, что в темноте мы останемся незамеченными.

Кроме того, несмотря на всю внезапность нападения, я справедливо опасался, что мои солдаты могут и не справиться с варварами, ведь их было около четырех сотен против полутора тысяч. Когда мы обсуждали с Лакомой и Донатиной этот план, я сам самоуверенно настоял на том, чтобы атаковать малыми силами, а сейчас подумал, что, скорее всего, сильно переоценил свои силы.

Да, первый напор может быть и удастся, а вот последующие боевые действия, когда остготы опомнятся, вполне могут закончиться нашим поражением. Ладно, еще моя надежда была на арбалетчиков, которые укрылись на склонах и ждали сигнала к атаке.

По нашему плану, после первого нападения следовало сразу отступить и заманить врага в темноту на скалы, где их бы ждал уже встречный дождь из арбалетных болтов. Кстати, укрываясь в овраге, я еще и надеялся спастись от стрел, когда мои арбалетчики вступят в дело.

Пока мы сидели в темноте, Лаэлия немного успокоилась и перестала рыдать, просто всхлипывала немного, содрогаясь всем телом, как маленькая девочка. Это хорошо, потому что издавать лишний шум было совсем не в наших интересах, так как мимо нас то и дело пробегали группы варваров, встревоженно переговариваясь между собой.

Не хотелось бы попасть к ним в лапы. Я обнимал Лаэлию, а в одной руке держал меч, готовясь использовать его в случае необходимости.

— Дай сюда, — гнусаво сказала девушка и забрала у меня меч. — Ты его неправильно держишь, вцепился, как в палку.

Ну ладно, надеюсь, она не прирежет меня в припадке ярости. Я прислушался к звукам битвы и сразу уловил, что яростные крики нападающих сменились воплями. Все правильно, они должны начать отступление.

Так и случилось. Вскоре трубы утихли, а варвары победно закричали.

— Эти суки что же, выигрывают? — встревоженно спросила Лаэлия. — Я больше не дамся им живой, скорее перережу себе горло.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал я, вслушиваясь в ликующие крики варваров и напряженно таращась в темноту. Очень скоро эти крики должны смениться стонами боли, если, конечно, все пойдет по плану.

— Нет, я не дамся им больше живой, — снова обреченно повторила Лаэлия.

Мы так и сидели в темноте, а потом я услышал, как далеко-далеко боевые рожки заревели по-новому, давая сигнал к стрелковой атаке. Кому, как не мне знать этот звук, потому что я согласовывал все детали обучения солдат, в том числе и сигналы рожком. А затем наступила тишина, прерываемае неясным далеким гулом.

Я сидел, навострив уши и подумал о том, что в случае поражения мне тоже нечего делать на этой земле и лучше уйти в бою постаравшись прихватить с собой нескольких противников, чем позволить остготам потом замучить меня до смерти. Лаэлия тоже затихла и уже не дышала прерывисто,