Он замолчал. Я посмотрела на него:

— Думаете, она знала слишком много тайн?

Рассел принялся убирать остатки еды обратно в рюкзак.

— Мне неизвестно доподлинно, что там случилось, но я помню, мама говорила, что люди Коул-Крик стали завидовать Амарисе, и от этого начались все беды.

— Значит, они убили ее из зависти? — Даже не зная подробностей, я легко могла представить, какие тогда кипели страсти.

— Так рассказывала моя мать. Я помню, как однажды вечером она билась в истерике и кричала: «Они убили ее! Убили!» Я лежал в постели и притворялся спящим, но слышал все до последнего слова. На следующий день отец усадил нас с матерью в машину и увез. Домой мы больше не вернулись.

У меня по спине побежали мурашки. Нас с этим человеком многое объединяет. Меня тоже когда-то завернули в одеяло, усадили в машину и увезли из дома навсегда. Только меня увезли еще и от матери. Была ли это «городская шлюха» Генриетта Коул?

— Но вы же приезжали сюда навещать родственников?

— Когда мне исполнилось одиннадцать, мама умерла, и мы с отцом действительно приезжали сюда, — тихо проговорил Рассел. — Нечасто, ненадолго — и никогда не останавливались в нашем старом доме. Не знаю почему. Может, у отца было связано с ним слишком много воспоминаний. Я точно знаю, что моя мать навсегда изменилась после того вечера, когда прибежала домой в слезах. — Он помолчал немного, а когда посмотрел на меня вновь, его глаза потемнели от боли. — Я думаю, в тот день они убили мою мать вместе с Амарисой. Просто мама дольше умирала.

Мы помолчали. Это было особое, доверительное молчание. Понятия не имею, чтобы произошло дальше, если бы внезапно не полил дождь. Никогда в жизни я не встречала человека, прошедшего в жизни через то же, что и я. Я была младше Рассела, когда «потеряла» мать, но нас обоих когда-то вырвали из привычного мира и увезли бог знает куда.

Но возможно, по-настоящему нас связывает одна и та же трагедия. Смерть Амарисы разрушила наши жизни.

Мы сидели на скатерти, любовались розами в угасающем свете дня и молчали. Каждый думал о своем. Но едва на землю упали первые капли дождя, мы начали действовать. Защитить оборудование! Мы оба выполняли этот негласный приказ. Я вытащила из рюкзака желтый дождевик, Рассел из своего — синий, мы натянули их на головы и прижали к груди драгоценные фотоаппараты.

Выглянув из горловин и обменявшись взглядами, мы расхохотались. Брезентовый мешок с едой — точнее, с ее жалкими остатками — мок под дождем. Куртка Рассела осталась на скамейке — но зато фотооборудование цело и невредимо.

Рассел подобрался ближе ко мне, и, держа дождевики за передние края, мы соорудили из них некое подобие палатки. Сумки с оборудованием стояли между нами. Дождь барабанил по пластиковой «крыше», но внутри было тепло и уютно. Слишком уж уютно, говоря по правде.

— Я хочу, чтобы вы взяли это «поиграться», — сказал Рассел, протягивая мне маленький фотоаппарат и крохотный принтер. Фотоаппарат с разрешением пять миллионов пикселей? Ого-го! Любопытно, и куда девается вся щепетильность, когда заходит речь о халяве? Может, я с таким пренебрежением относилась к цифровой фотографии только потому, что не могла себе позволить цифровую фотокамеру?

— Я не могу. Правда.

Но он уже засовывал обе штуковины мне в рюкзак.

— Я просто их вам одалживаю, — улыбнулся Рассел.

Он сидел так близко, что я чувствовала его дыхание.

Цветы обзавидовались бы.

— Кроме того, чтобы забрать их, мне придется снова вас повидать.

Я опустила глаза и попыталась смущенно улыбнуться. На самом деле мне страстно хотелось вытатуировать свой адрес и телефон у него на бедре.

— Ладно, — согласилась я, выдержав паузу для приличия.

— Ну конечно, если у вас с Ньюкомбом точно ничего нет.

— Абсолютно ничего, — улыбнулась я. Я не стала говорить, что вполне могло бы быть, если бы Форд не забыл обо мне в ту самую секунду, как узрел декольте мисс Десси. Декольте — и ее талант. Мне вовсе не хотелось быть справедливой, но мое проклятие — способность видеть проблему с двух сторон.

Рассел высунул голову из-под дождевика. Дождь и не думал стихать.

— Наверное, нам стоит идти, пока не стемнело.

А разве это будет трагедия? — хотела спросить я, но не осмелилась. Я сходила с ума от того, что мы до сих пор не обменялись телефонам и, но не хотела навязываться.

Рассел разрешил мою проблему, достав из кармана куртки пару визитных карточек и ручку.

— Не могли бы вы быть столь любезны и продиктовать мне свой телефонный номер? — спросил он.

Я могла сказать, что продиктовала бы ему номер своего банковского счета, но я уже один раз продиктовала — Керку, и вот что получилось. Я написала на обратной стороне одной из карточек телефон дома Форда, но прежде, чем отдать ее Расселу, перевернула. Там значились только имя, фамилия и номер телефона — в левом нижнем углу. Я озадаченно взглянула на него. Он понял мой немой вопрос.

— Я печатал их, когда собирался переезжать. Так и не решил, какой указать адрес — старый или новый. — Он пожал плечами — подкупающий жест. — Ну как, вы готовы? Нам нужно выбираться отсюда, пока не поздно.

Если уж мы не можем провести вместе ночь, то я пойду за ним куда угодно. Спустя несколько минут мы уже шагали по тропе, склонив головы под проливным дождем. Фотоаппараты были надежно укрыты под непромокаемыми накидками, под ногами чавкала грязь. По дороге я твердила себе, что надо узнать его нынешний адрес.

Остановился ли он неподалеку? Или приехал на машине из самого Роли? И когда собирается вернуться к своей настоящей жизни? Но дождь и быстрый темп ходьбы мешали мне задавать вопросы. Я просто шагала, низко опустив голову, смотрела на его пятки и понятия не имела, куда он меня ведет.

Через какое-то время мы вышли на асфальт, но дождь все еще лил как из ведра, и я не поднимала головы. Странно, но хотя я только сегодня познакомилась с этим человеком, я доверяла ему абсолютно и твердо верила, что он знает, куда идет. Я шла за ним, как ребенок за отцом, не задавая вопросов.

Он остановился, и я едва не налетела на него. Посмотрев вверх, я с удивлением обнаружила, что мы стоим перед домом Форда. Дождь шумел так сильно, что мы не могли поговорить. Я жестом пригласила Рассела войти и выпить чего-нибудь горячего.

Он показал на воображаемые часы на запястье и покачал головой, вытер воображаемые слезы пальнем и шмыгнул носом. Как и большинство людей, я всегда ненавидела мимов, но он заставил меня изменить мнение о пантомиме.

Я опустила уголки губ вниз и изобразила глубокую печаль. Попыталась изобразить. На самом деле мне хотелось пригласить его домой и сказать Форду, что я нашла его в лесу. Можно мне его оставить? Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Рассел улыбнулся, приблизил ко мне свое прекрасное лицо и поцеловал меня в щеку, а потом в мгновение ока исчез из виду, словно растворился в воздухе.