Слова казались такими же простыми и игривыми, как и мотив, но главную роль здесь играл голос Габриэля. Каждый звук был совершенен. Я едва не рыдала от облегчения, крепче цеплялась за него и молилась о том, чтобы никогда больше не делать ничего, кроме как слушать его пение. Голос этого парня стал моим якорем. Каждый раз, когда шум и свист в ушах грозили унести меня с собой, он удерживал меня на плаву. Его пальцы нежно гладили мои уши, а его аромат со свежими древесными нотками заставил меня облегченно вздохнуть.

– Саммер? – тихо прошептал Габриэль. Мое имя словно прошуршало по его грудной клетке.

– Да, – прошептала я в ответ. Он гладил мои волосы и даже здесь выдерживал медленный ровный ритм, который окончательно успокоил мое сердце. Я выдохнула с облегчением. Приступ паники прошел. Я выжила.

– Мне вызвать врача? Или ты сама поедешь в больницу? – тихо спросил он.

На мгновение я задумалась, а затем покачала головой.

– Нет, все будет хорошо.

По крайней мере, я на это надеялась.

– Не хочешь рассказать мне, что произошло? – продолжил он, широкими круговыми движениями поглаживая мою спину.

– Я… я… – По спине пробежала дрожь. Мало кто знал то, что я собиралась сказать. И нечто сюрреалистичное ощущалось в том, что из всех людей я захотела поделиться этим с Габриэлем Блейзоном, с которым обычно мы перекидывались только ругательствами. Но что-то в его тоне, его близости заставляло меня перестать сдерживаться. – Ты знаешь, что у меня абсолютный слух, не так ли? – осторожно начала я.

– Да, но абсолютный слух не вызывает таких панических атак, – заметил парень, снова прикладывая руку к моему запястью.

Я старалась не обращать внимания на то, насколько его прикосновение выбивало меня из колеи.

– Сначала у меня был только абсолютный слух, – продолжила я, заставляя себя думать еще о чем-то, кроме ощущения теплой кожи Габриэля. – Уже тогда я была более чувствительной и пугливой, чем другие дети, но повышенная восприимчивость не является чем-то необычным для людей с абсолютным слухом. Во время полового созревания мне стало гораздо хуже. Врачи до сих пор гадают, что именно стало спусковым крючком, но я внезапно начала испытывать боль всякий раз, когда слышала слишком громкие звуки. Пришлось даже звукоизолировать комнату Ксандера, потому что я больше не могла терпеть его музыку. В какой-то момент врачи диагностировали у меня гиперакузию. Гиперчувствительность, которая в сочетании с абсолютным слухом заставляет меня очень сильно реагировать на звуки. Для этого не придумали терапию. С тех пор я стараюсь держаться подальше от любого шума. Это работало до… ну, до последнего времени.

Габриэль молчал, большим пальцем продолжая поглаживать мой пульс.

– Звучит абсолютно паршиво, – сказал он наконец.

Я посмотрела на него и неожиданно даже для себя весело рассмеялась.

– Да, это действительно так, – хихикнула я и сразу поморщилась. Моя голова возражала против лишней тряски.

– Тебе нужно что-нибудь выпить? Джордж принес обезболивающее, – предложил парень, указывая на небольшой столик перед нами.

– Джордж был здесь? – растерянно поинтересовалась я. – Когда?

– Ты довольно долго была не в себе, Саммер, – тихо ответил Габриэль, глядя на меня с таким беспокойством, что мне пришлось отвести глаза.

Я собралась потянуться к бутылке, но он опередил, взяв со стола и воду, и лекарство для меня. При этом наклонился вперед так, что его твердая грудь прижалась к моей. Его красивое узкое лицо оказалось всего лишь в нескольких сантиметрах от моих губ. Мы встретились взглядами, а когда наши дыхания смешались, его зрачки расширились и потемнели. Габриэль ослабил хватку вокруг моей талии, но мне показалось, что его руки невольно скользнули ниже.

– Вот, пожалуйста, – выдавил он, протягивая мне бутылку с водой.

– С… спасибо, – запнулась я, взяла пару таблеток и запила их. Дрожа, я хватала ртом воздух, а потом смахнула воду с губ и снова поймала взгляд Габриэля. – Что ты на меня так смотришь?

– Я не смотрю.

– Смотришь!

– Я просто хочу убедиться, что ты опять не перестанешь дышать. Иначе мне все-таки придется сделать тебе искусственное дыхание рот-в-рот.

Озадаченно моргая, я посмотрела на него.

– Все-таки… что?

Черная бровь приподнялась.

– Да, я уже собирался это сделать. У тебя чертовски побледнели щеки, а губы стали по-настоящему синими. Ты походила на Эмили из «Трупа невесты». Сексуальная, но почти мертвая.

Я уставилась на него, не в силах определиться: рассмеяться, закатить глаза или дать ему пощечину.

– Ты и впрямь сейчас сравниваешь меня с гниющим трупом?

– С очень красивым гниющим трупом.

Ладно, я повернулась и закатила глаза.

– Твой выбор кино такой же странный, как и все остальное в тебе, Габриэль.

Он неопределенно пожал плечами и откинулся на спинку кресла. А потом посмотрел на меня из-под своих растрепанных черных волос и одарил ленивой улыбкой. Его руки держали меня на коленях. В очень опасном месте, как я только что заметила. Очень интересном, но очень опасном месте.

– Тебе не стоит так сильно ерзать, милая, иначе у нас обоих будет большая проблема.

– Не преувеличивай, не такая уж большая, – фыркнула я, что заставило ухмылку парня стать еще шире.

– Поверь мне, ты еще не все видела.

– Габриэль!

– Да?

– Мы можем перестать говорить о?.. Это немного странно.

– Странно хорошо или странно плохо?

– Ты только что говорил обо мне как о сексуальном трупе. Так странно, как будто меня схватил отвратительный фетишист. Отпусти.

Габриэль рассмеялся и действительно отстранился от меня.

Полоска кожи, на которой лежала его рука, тут же замерзла. Я соскользнула на скрипучий кожаный диван рядом с ним и вздохнула. На большее моей энергии не хватало.

– Что ты здесь делаешь, Габриэль? – мягко спросила я, глядя на свои пальцы. Под ногти, которые раньше выглядели тщательно ухоженными, забилась куча песка, а лак местами облупился, обнажив скучный естественный цвет.