Миновали слияние рек Сан-Лоренсу – в верхнем течении которой мы сойдем позднее на землю навстречу племени бороро, – Пантанал исчезает; с обеих сторон реки тянется травянистая саванна кампос, где чаще встречаются поселения и бродят стада.

Все, что встречает прибывшего по воде в Куябу, это мощеная площадка, омытая рекой, поверх которой угадывается силуэт старого арсенала. Отсюда длинная улица в два километра, застроенная простыми домами, ведет к площади, на которой между двумя аллеями величественных пальмовых деревьев возвышается бело-розовый собор. Слева епископство, справа дворец губернатора и, на углу главной улицы, гостиница с единственным в городе рестораном, хозяином которой был толстый ливанец.

Я уже описал Гояс и рисковал бы повториться, если бы подробно останавливался на Куябе. Место не столь красивое, но, несомненно, его строгие дома, представляющие собой нечто среднее между дворцом и хижиной, обладают очарованием. Ландшафт здесь холмистый, и с верхнего этажа строений открывается вид на часть города: белые дома с крышами из оранжевой черепицы, цвет земли под облетевшей листвой, quintaes. Вокруг центральной площади L-образной формы сеть улочек напоминает колониальный город XVIII века; они оканчиваются пустырями с караван-сараями и неровными аллеями, вдоль которых растут манговые и банановые деревья, отбрасывающие тень на саманные лачуги. Дальше начинается деревня, где пасутся стада быков, готовых к отправлению или только что прибывших из сертана.

Основание Куябы относится к середине XVIII века. К 1720 году отряды выходцев из Сан-Паулу, называемые бандейранте, впервые достигли этой области. За несколько километров от того места, где сейчас расположен город, колонисты разбили небольшой лагерь. Страна была заселена индейцами куксипо, некоторые из них согласились заняться раскорчевкой леса. Однажды колонист – Мигель Сутил – послал нескольких местных на поиски дикого меда. Они вернулись тем же вечером, с множеством золотых самородков, собранных на поверхности. Не медля ни секунды, Сутил и его товарищ по имени Барбудо – Бородач – последовали за индейцами к месту их находки: золото было там повсюду. И за месяц они собрали пять тонн самородков.

Неудивительно, что равнина, окружающая Куябу, порой похожа на поле боя, а бугры, поросшие травой и густым кустарником, напоминают о золотой лихорадке. Еще сегодня случается, что житель Куябы, копаясь в огороде, находит самородок. В виде песчинок золото встречается повсюду. В Куябе нищие заняты поисками золота, их можно видеть за работой в русле ручья, который пересекает нижний город. Один день усилий приносит достаточно, чтобы поесть, и у многих торговцев есть маленькие весы, которые позволяют обменять щепотку золотого песка на мясо или рис. Сразу после ливня, когда по городу несутся потоки, дети бросаются к ним, вооружившись шариками из золотистого воска, которые они окунают в течение, ожидая, что мелкие сверкающие частицы прилипнут к нему. Жители Куябы утверждают, впрочем, что золотая жила проходит под их городом на многометровой глубине; она залегает, говорят, под скромным офисом Банка Бразилии, и это сокровище делает его более богатым, чем от суммы, хранящиеся в его несгораемых сейфах.

С прежних славных времен Куяба сохраняет медлительный и церемонный стиль жизни. Для иностранца первый день проходит в хождении по площади, которая отделяет гостиницу от дворца губернатора: необходимо вручить визитную карточку, которую, час спустя, адъютант, усатый жандарм, с учтивостью возвращает. С полудня до 4 часов город погружается в сон. После сиесты я нанес почтительный визит губернатору (тогда еще «наместнику»), который уготовил этнографу вежливый и скучный прием. Индейцы? Он, конечно, предпочел бы, чтобы их не было. Что они для него, как не раздражающее напоминание о его политической опале, доказательство его удаления в захолустье? У епископа тоже повторилась старая история: индейцы, попытался он мне объяснить, не такие дикие и глупые, как кажется. Могу ли я представить, что индеанка бороро подстрижется в монахини? Что монахи из Диамантину смогли – ценой скольких усилий! – воспитать из троих паресси сносных столяров?

Что до интересов науки – миссионеры действительно собрали все, что стоило того, чтобы быть сохраненным. Известно ли мне, что безграмотная Служба защиты пишет бороро с тональным ударением на конечной гласной, когда падре Такой-то установил, двадцать лет назад, что оно должно быть на средней? Что же до легенд, они знают легенду о потопе, доказательство, что Господь не захотел, чтобы они остались проклятыми. Я собираюсь ехать к ним, хорошо. Но мне настоятельно рекомендуется воздержаться от обесценивания труда святых отцов: никаких зеркал или бус. Ничего, кроме топоров – эти лентяи должны осознать святость труда.

Враз покончив с этими условностями, можно перейти к серьезным вещам. Дни протекают в комнате за лавкой ливанских торговцев, называемых turcos. Это полуоптовики-полуростовщики, которые снабжают скобяным товаром, тканями и медикаментами дюжины родственников, клиентов и протеже, каждый из которых, со взятым в долг товаром, отправится с несколькими быками или на пироге вымогать последние мильрейсы в глубь бруссы или вдоль рек. И все ради того, чтобы после двадцати или тридцати лет существования столь же жестокого для него, как для тех, кого он эксплуатирует, удалиться от дел.

Пекарь приготовит мешки болаша, круглых лепешек из пресного теста, замешанных с жиром. Твердые как камни, они становятся мягкими на огне. Но прежде раскрошившись в дорожной тряске и пропитавшись потом быков, они превращаются в неподдающийся описанию продукт, такой же прогорклый, как вяленое мясо, заказанное у мясника. Тоскующий мясник Куябы одержим одним желанием, которое вряд ли когда-нибудь исполнится: он мечтал о том, чтобы когда-нибудь в Куябу приехал цирк, он бы так хотел увидеть слона: «Столько мяса!»

Были, наконец, братья Б., французы, корсиканцы по происхождению, давно обосновавшиеся в Куябе, по какой причине – неизвестно. Они с некоторой робостью говорили на своем родном языке, далеком и мелодичном. Перед тем как стать владельцами гаража, они охотились на белых цапель и так описывали свой способ: на земле располагались рожки из белой бумаги, куда большие птицы, очарованные этим чистым цветом, который был и их собственным, утыкались клювом и, ослепленные этим колпаком, без сопротивления позволяли схватить себя. Красивые перья обрывают с живой птицы в брачный период. У них были целые шкафы, полные этих перьев: как только мода на них прошла, они перестали продаваться. Затем братья Б. какое-то время были искателями алмазов. А теперь специализировались на снаряжении грузовиков, которые пускали, как некогда корабли через неизвестные океаны, по дорогам, где и груз и само транспортное средство рисковали оказаться на дне ущелья или реки. Но если все проходило благополучно, прибыль в 400 % возмещала понесенные затраты.

Очень часто я путешествовал по окрестностям Куябы на грузовике. Накануне отъезда запасались канистрами с бензином, в количестве гораздо большем, чем требовалось на дорогу туда и обратно, поскольку ехать почти все время приходилось на первой и на второй скорости. В распоряжении были продукты и оборудование для разбивки лагеря, чтобы дать пассажирам возможность отдохнуть или укрыться в случае дождя. С двух сторон крепились домкраты и инструменты, а также запас тросов и досок для восстановления разрушенных мостов. На заре мы взгромождались поверх груза, устраиваясь, как на верблюде, и грузовик, покачиваясь, отправлялся в путь. В середине дня начинались первые трудности: затопленные или заболоченные земли нужно было застелить досками. Я потратил три дня, перетаскивая дощатый настил, вдвое длиннее грузовика, пока не был преодолен трудный участок. Иногда мы увязали в песке, и тогда приходилось рыть под колесами ямы и заполнять их листвой. Даже когда мосты были целы, нужно было полностью разгрузить грузовик, чтобы уменьшить его вес, а затем снова нагрузить, перетащив поклажу по расшатанным доскам. Если же мосты пострадали от лесного пожара, мы разбивали лагерь, чтобы их восстановить, а потом разобрать – доски могли понадобиться в другой раз. Наконец, были большие реки, через которые можно было переправиться только на пароме – три пироги, соединенные перекладинами, которые, под весом даже порожнего грузовика, погружались в воду до кромки. Иногда противоположный берег оказывался слишком крутым или слишком топким, чтобы автомобиль мог выбраться на него. И требовалось спешно разведывать пешком место для более удачного причаливания или брода.