качели, просто хотелось, чтобы он уговорил меня вернуться в машину, сказал, как сильно скучал по мне в школе, чтобы завел меня, прижав ладонь к ширинке своих джинсов и заверил, что сейчас сломает молнию от того, как сильно меня любит. Я собиралась покачаться и подразнить его своей развевающейся юбкой, пока он не скажет: «Шорисс, ты сводишь меня с ума».

Только я устроила попу на качелях, встала на цыпочки и отступила на пару шагов, чтобы оттолкнуться посильнее, как вдруг заметила Роли и его подругу. Мы смотрели друг другу в глаза. Моя рука метнулась к кончику носа: я всегда так делала в испуге. Дядя дернул головой, как делают собаки, когда в замешательстве. Джамаль обернулся посмотреть, что я такое увидела, и то же сделала подруга Роли. Мы вчетвером оказались впутаны во что-то, только в тот момент я еще не знала, во что именно. Дядя Роли приложил палец к губам, как бдительный библиотекарь. Он никогда не приводил ее к нам домой, а я никогда о ней не спрашивала. Это была, если честно, обыкновенная вежливость – одно из главных правил в нашей семье. В то время мы еще были вежливой семьей. Например, в эту субботу никто не спросил, почему меня не пригласили на шестнадцатилетие Рут Николь Элизабет, хотя мы жили по соседству, входили в один отряд девочек-скаутов, а наши мамы вместе посещали уроки танцев при Ассоциации молодых христианок. Мало того, меня приглашали на предыдущие вечеринки Рут Николь Элизабет, и мама всегда особенно тщательно выбирала для нее подарок. Только в прошлом году я подарила ей три бусины с бороздками – в общей сложности на четырнадцать карат. Предыдущие вечеринки проходили у Грантов на просторном заднем дворе или в красиво отделанном подвале. Но мероприятие по случаю шестнадцатилетия было тщательно продуманным и проводилось в ресторане, а это совершенно другое дело. Родители должны были заплатить определенную сумму за каждого гостя. Они рассылали приглашения, и те, кто собирался идти, должны были обязательно ответить. Ходили слухи, что был еще список ожидания.

Дядя Роли чиркнул спичкой и зажег сигарету, свисавшую с его тонких губ.

– Хочешь, Джимбо? – спросил он, протягивая горящую спичку папе.

Тот наклонился и поднес сигарету к огоньку.

Я попросила официантку долить мне диетической колы.

– Возьми обычную, – посоветовал папа, положив руку мне на плечо.

– Слишком много калорий, – отказалась я.

– И почему твоя мама так зациклилась на своем весе? Только собакам нравятся кости.

– И даже собаки хотят, чтобы на этих костях было хоть немного мяса, – добавил Роли.

Они засмеялись и вернулись к еде.

– Который час? – спросила я, тряхнув волосами.

Папа нахмурился. Ему не нравились наращенные пряди. Он сказал, что мне и без них хорошо.

– Всего пол-одиннадцатого. По расписанию мероприятие продлится до полуночи, – напомнил дядя.

– Эта вечеринка – большое событие, – заметила я. – Мама делала им прически. И Рут Николь Элизабет, и ее маме, и лучшей подруге. Мы трудились весь день.

Так и было, и день, надо сказать, был паршивее некуда. К чести именинницы, она ни разу не упомянула слово «вечеринка», пока я умащивала ее голову. И даже не пожаловалась, когда я слишком сильно потянула спутанные волосы на затылке и выдернула несколько мягких волосков с корнем. Наконец мы их проводили в 16:30. Клиентки отправились домой, чтобы переодеться в свои вечерние наряды, а я пошла наверх, надела белую с синим форму и поехала работать с папой и дядей Роли. И прошу заметить, у меня тоже было вечернее платье: лавандовое, с асимметричной юбкой в несколько уровней и вырезом сердечком, размер 48–50. Папа привез его однажды ночью – выиграл в покер.

И хотя для нас подобный наплыв посетительниц был все равно что флеш-рояль на всю весну, мама была в дурном настроении, когда готовила клиенток к большим празднествам. По ее манере это не было заметно, на то она и профессионал. Шесть недель спустя девушки дарили ей фотопортреты размером с кошелек, на которых были наряжены в кринолины в духе «Унесенных ветром», и мама превращалась в одну сплошную улыбку. Над креслом для мытья головы висела пробковая доска как раз для таких изображений. Но когда мама наконец закрывала салон, она плюхалась в кресло с изнеможением, которое нельзя было списать на обычную усталость после рабочего дня. «Деньги, конечно, хорошие, но я не завидую Роли и Джеймсу. Возить этих девчонок и обращаться к ним “мэм”! Им по шестнадцать лет. Помоги мне, боже. Не успеешь обернуться, как придет пора выпускных балов».

– Твоя мама смотрит на ситуацию неправильно, – сказал папа, разрезая сосиски. – Двадцать лет назад это было бы невозможно. Она не замечает своего счастья, даже когда то маячит перед носом.

– Как думаешь, во сколько обходится такая вечеринка? – спросил Роли.

– Не знаю, – сказала я.

– Четыре тысячи долларов? Пять? – прикинул папа. – Но это я так, с потолка беру. Я ничего не знаю о подобных торжествах. А ты хотела бы такую вечеринку, Звездочка?

– Мое шестнадцатилетие поздно праздновать. Мне уже семнадцать.

– Можем отметить восемнадцатилетие.

– Такой традиции нет, – сказала я.

– Выпускной? – предложил папа.

– Это не для меня.

Дядя Роли добавил:

– А я тут подумал, может, устроить праздник для Лаверн?

– Не знаю, – засомневалась я. – Такие мероприятия действуют ей на нервы.

За прошлую неделю она накрутила столько спиральных локонов, что пришлось носить повязку на запястье.

– Тут другое дело, – заявил папа. – Совсем другое, когда ты сам почетный гость.

– Не знаю, – повторила я. – Она не такой человек.

– Может, и такой, – возразил Роли.

– Вовсе нет, – настаивала я. – Я уверена.

– Я знаю Лаверн дольше, чем ты, – добавил папа, и оба усмехнулись.

– Она ненавидит пышные вечеринки, – твердила я. – Мы ведь постоянно вместе. Я знаю, как сильно она их ненавидит.

Дядя продолжал:

– По моим подсчетам, скоро будет двадцать лет со дня открытия «Розовой лисы».

– Вот и отлично, – сказал папа.

Они улыбнулись друг другу и повернулись ко мне.

Переубедить их было невозможно.

– Скажем, что это твоя идея, – заявил Роли.

– Я думала, это будет сюрприз, – сказала я.

– Вот это ей не понравится, – покачал головой папа.

– Верн не любит сюрпризы.

– Это правда, – подтвердил папа.

И спорить было бессмысленно. Они знали Лаверн намного дольше, чем я. И когда с вечеринкой все решили, перешли к другим темам. Папа обратился к Роли:

– Мы, наверное, могли бы хорошо заработать, если бы снова стали предоставлять клиентам услуги фотографа.

Дядя вылил на свою тарелку лужицу малинового сиропа и макнул в него зубья вилки.

– Нет, Джимбо. Нет. Нет. Нет.

– Но почему? – спросила я. – Ты же любишь фотографировать.