Мило внимательно слушал и строчил в моем блокноте:

Я не сомневался в своей теории, ведь я всегда считал, что книга по-настоящему рождается, лишь попав в руки читателей. Едва научившись складывать буквы, я пытался проникнуть как можно глубже в воображаемый мир любимых книг: предвосхищал события, высказывал тысячи предположений, пытался опередить автора, а перевернув последнюю страницу, придумывал продолжение истории. Читательская фантазия позволяет тексту выйти за границы напечатанного и обрести настоящую жизнь.

— То есть ты считаешь, что писатель и читатель вместе создают воображаемый мир?

— Мило, это не я так считаю, а Умберто Эко! И Жан-Поль Сартр!

Я протянул открытую книгу и показал ему подчеркнутую фразу: «Чтение — это соглашение о великодушии между автором и читателем. Оба доверяют друг другу и друг на друга рассчитывают».

— Но в чем конкретно это выражается?

— Все очень просто. Я напишу новый роман, но только когда первые читатели откроют его для себя, Билли вернется из реального мира в воображаемый.

— Значит, нельзя терять ни секунды. Я должен во что бы то ни стало отыскать книгу. Это единственное, что позволит Билли продержаться, пока ты работаешь, — сказал Мило, садясь за компьютер.

Он зашел на сайт «Мексикана Эйрлайнс».

— Ближайший рейс в Лос-Анджелес через два часа. Если успею, к вечеру буду в Мак-Артур-Парке.

— Зачем тебе туда?

— Если хочешь отвезти Билли в Париж, надо срочно сделать ей фальшивый паспорт. У меня остались кое-какие связи, пришло время воспользоваться ими…

— А как же машина?

Мило открыл дорожную сумку, достал несколько пачек банкнот и разделил их на две равные части.

— Сегодня утром ее забрал подручный Йошиды Мицуко. Это все, что я смог вытрясти из него. Надеюсь, на несколько недель хватит.

— У нас же больше ничего не осталось!

— Да, а надо ведь еще расплатиться с долгами. Придется работать лет двадцать, просто чтобы не сесть в тюрьму.

— Хм, ты об этом не говорил.

— Думал, сам догадаешься.

Я решил немного успокоить Мило:

— Сейчас главное — спасти жизнь. Думаю, это достаточно благородное занятие.

— Тут ты прав. А по-твоему, стоит выворачиваться наизнанку ради этой Билли?

— Думаю, да. Это наш человек, — с трудом подбирая слова, ответил я. — Мне кажется, она могла бы быть членом «семьи», которую мы с тобой и Кароль придумали себе. Она как мы: за защитным панцирем скрывается нежная добрая душа, эдакая болтушка с чистым сердцем, которую жизнь изрядно потрепала.

Мы с Мило обнялись на прощание. На пороге он обернулся и спросил:

— Ты сможешь написать роман? Я думал, ты сейчас не в том состоянии.

Я взглянул в окно: огромные серые тучи закрывали горизонт, отчего пейзаж напоминал сельскую местность в Англии.

— У меня нет выбора, — ответил я, закрывая блокнот.

Замерзнув ночью, я встал и накрыл его вторым одеялом.

Ромен Гари

Аэропорт Шарля де Голля

Воскресенье, 12 сентября

Таксист уверенно схватил чемодан Билли и швырнул в багажник прямо на мою сумку с компьютером. В «Приусе»-гибриде радио орало так громко, что пришлось три раза повторить адрес.

Машина отъехала от терминала и вскоре застряла в пробке на окружном бульваре.

— Добро пожаловать во Францию, — подмигнул я Билли.

Она только пожала плечами.

— Тебе не удастся испортить мне удовольствие. Я всю жизнь мечтала побывать в Париже.

Несколько километров автомобиль тащился еле-еле, потом, добравшись наконец до ворот Майо, помчался по авеню Де ля Гранд-Арме и выехал на круглую площадь в начале Елисейских Полей. Билли сидела с открытым ртом. Она как ребенок рассматривала Триумфальную арку, «самую прекрасную в мире улицу» и непревзойденной красоты площадь Согласия.

Я несколько раз летал с Авророй в Париж, но почти ничего там не видел. Моя бывшая возлюбленная жила урывками между концертами и самолетами, у этой кочевницы не находилось времени даже показать мне родной город. Мы ни разу не задерживались здесь дольше чем на два-три дня, а большую часть времени проводили в ее элегантной квартире на улице Лас Касес, рядом с церковью Святой Клотильды. Поэтому я успел изучить лишь несколько улиц шестого и седьмого округов да десяток ресторанов и модных галерей, куда Аврора таскала меня.

Мы пересекли Сену, выехали на Левый берег и свернули с набережной в районе музея Орсе. При виде колокольни и контрфорсов церкви Сен-Жермен-де-Пре я догадался, что мы почти приехали (квартиру я снял через Интернет, будучи в Мексике). Действительно, еще несколько поворотов — и таксист высадил нас у дома номер пять по улице Фюрстемберг, рядом с небольшой круглой площадью со старинными магазинчиками в каждом доме. Ничего очаровательнее я в жизни не видел.

На небольшом газоне в центре площади стоял фонарь с пятью стеклянными шарами в окружении четырех павловний. Темно-синие черепичные крыши блестели на солнце. От тихой площади лучами расходились узкие улочки. Этот романтичный уголок, казалось, сошел прямиком с рисунков Пейне.

* * *

Прошел год, но я прекрасно помню, как Билли выходит из машины и смотрит на все горящими от восхищения глазами. Тогда я еще не знал, что предстоящие несколько недель станут самыми прекрасными и самыми печальными в моей жизни.

* * *

Общежитие для девочек

Кампус Университета Беркли

Калифорния

— Тебе посылка! — крикнула Ю Чан, входя в комнату, которую с начала учебного года делила с Бонни дель Амико.

Бонни сидела за письменным столом, уткнувшись в компьютер. Она подняла голову, чтобы поблагодарить соседку, и вернулась к шахматной партии.

Это была девочка-подросток с темными, коротко стриженными волосами и открытым, еще по-детски круглым лицом, но серьезный, сосредоточенный взгляд говорил о том, что, несмотря на юный возраст, она уже многое повидала.

Осеннее солнце заглядывало в окно, освещая увешанные постерами стены комнатушки. С плакатов смотрели кумиры двух девочек: Роберт Паттинсон, Кристен Стюарт, Альберт Эйнштейн, Барак Обама, Далай-лама.

— Не хочешь открыть? — спросила китаянка через несколько минут.

Бонни рассеянно хмыкнула.

— Задам взбучку этой чертовой машине и открою.

Она сделала смелый ход, переместив коня на Д-4 в надежде съесть слона.