Бабушка не приставала к влюбленным с разговорами, была очень деликатна и только перед едой всегда спрашивала, мыли ли они руки, как будто им было лет по шесть. Сергея и Наташу это забавляло, руки они мыли в деревенском умывальнике-рукомойнике, прибитом прямо к дереву, вокруг которого красовались никогда не просыхающие лужи.

Рядом с домом ковром расстилался молочай, он закутывался в васильки, ромашки, одуванчики, водосбор, и была в этом буйстве летних красок такая нежность, что хотелось остаться здесь навсегда и любоваться естественными витражами природы, вдыхать ароматы цветущего луга.

Телевизора не было, но вот радио на кухне никогда не выключалось, а для того чтобы поговорить по сотовому телефону, надо было подняться на соседнюю горку. Только там телефон оживал.

Сегодня на обед их ждал борщ с хрустящей капустой, такой густой, что в нем стояла ложка.

— Сережа такой любит, — невзначай сказала бабуля.

— Запомню, запомню, — смеялась Натка.

А еще была свежая рассыпчатая картошечка с укропом и густо-желтым домашним маслом, свежие огурчики, маленькие, ярко-зеленые, в пупырышках. Запивалось все это вкуснейство холодным, ядреным домашним квасом, обжигающим своими пузырьками.

— Я тут Марусе составила список книг на лето, буду с ней заниматься.

— Ну наконец-то ты снова займешься воспитанием подрастающего поколения! — радовался за бабушку Сергей.

Натка и Сережа любили ходить на речку со смешным названием Уря. Любознательная подруга и экскурсовод Света их уже просветила, что Уря — от эвенкийского слова элген — долина, низина, хотя при чем тут эвенки, непонятно. От этого места до эвенков было далековато. Люди, которые им встречались на соседней деревенской улице, излучали тепло и доброту.

— Деревенский портрет в интерьере, — улыбался Сергей.

— Незамутненный деревенский гламур, — парировала она. Журналист в ней никогда не спал. Наташа с интересом записывала названия соседних деревень: Амонаш, Ивантай, Хаерино, Петрушково. В последнем, наверное, живут только Петры и Петрушковы. Она обязательно посмотрит в Интернете, что означают эти названия, и может, даже сделает материал на российском телевидении об истории области. Сейчас топонимика в моде.

Вода в речке кипела, сердито перекатывалась на камнях и спешила, спешила дальше, волоча с собой песок, мелкие камни и оберегая скользящих водомерок.

Они, обнявшись, сидели на теплых камешках и просто наслаждались видами зеленых холмов, солнечных бликов на быстрой воде, желтых теней на березах и слушали звуки деревенского лета. В этом далеком от цивилизации месте как-то по-особому ощущалась любовь к родной природе, к родине, вообще просто Любовь как единица человеческого бытия, единство души и тела, не имеющее начала и конца.

Всю эту идиллию враз прервал звонкий голос Светланы:

— Ну, ребята, красота! Мандерли отдыхает.

— Мандерли — очень красивое поместье, замок в романе английской писательницы Дафны Дюморье, — специально для Сергея пояснила Наташа. — Ты, наверное, не читатель дамских романов, — и обращаясь к Светлане, сказала:

— Чудачка, Мандерли действительно отдыхает! Кстати, здесь рядом деревня Миндерла, чем не красивое название для сибирского поместья? Что-нибудь случилось, Света? Ты даже не предупредила!

— Пока вы тут прохлаждаетесь, задержана по подозрению в отравлении депутата Пестерева тоже депутат Прошкина! А заказала ей отравление ваша бывшая пассия Марина! Весь город эту новость обсуждает.

— Этого не может быть! — воскликнули они в голос.

— Поэтому и приехала к вам лично, чтобы эту новость сообщить.

— Пойдем мы тебя накормим, ты расскажешь подробности. Просто фантастика!

— Это действительно надо осмыслить и пережить! Я, между прочим, приехала к вам с коньяком. Стресс снимать будем!

Маруся с бабушкой ушли в магазин, а остальная компания расположилась в доме, за деревянным столом. Света, как фокусник, достала откуда-то бутылку коньяка «Кизляр», шоколадку и три стопки.

— Набор музейного работника!

Она наполнила шкалики ароматным напитком.

— Нет, все-таки коньяк пахнет клопами, — шмыгнула носом Светлана и скомандовала: — Наливаем, пьем! — Она быстро опрокинула свою стопку.

— Нет, дорогая, это клопы пахнут коньяком, — сказала Натка, еще не осмыслившая полученную информацию.

— Граждане и гражданки! Давайте забудем всю эту страшную историю, будем считать, что все закончилось хорошо.

— Как же Марина смогла распорядиться чужой жизнью? А Кауровна? — спросила Наташа.

Сергей молчал, ему сейчас было тяжелее всех.

— Я никогда ничего не обещал Марине. Никогда и ничего!

— Да мне наплевать на это, главное, чтобы ты не кинул мою подругу, а то я за тебя возьмусь, — сказала захмелевшая Светка.

Напряжение отступало медленно, сначала со лба, с переносицы, потом спадало с глаз, отпускало руки. Когда Наташину душу отпустили ледяные щупальца и очень медленно начал таять ледяной ком внутри, она наконец перевела дух.

— Вы знаете, у меня ощущение, что мы смотрели страшный спектакль. Я была как зритель в третьем ряду.

— Если человек сделал подлость, она вернется к нему бумерангом, — уверенно сказала Света.

— Ты, конечно, жалеешь Марину? — спросила Наташа Сергея.

Он придвинулся к ней близко-близко, уперся носом в ее нос и прошептал:

— Нет, не вижу смысла. Кауровну жалко, ей-то я зачем? Давай забудем эту историю, в спектакле занавес, милая.

— Да уж, пьеска получилась! — подхватила Света. — Зрители от увиденного до сих пор в ауте. Разливай, Сережа, — обратилась она к Пестереву. — Гулять так гулять!

Он потянулся за бутылкой и нечаянно опрокинул ее музейную папку, из которой посыпались бумаги с записями, буклеты.

— Прости, экскурсовод, прости. — Пестерев сгреб в охапку музейное богатство и застыл, держа старую размытую фотографию.

— Это откуда?

— Да это я для твоего журналиста Петровой приготовила. Помнишь, Наташа, я рассказывала тебе про дневник зэка, который принесли строители, ну тот, что из ковша экскаватора? Он писал, что завидует нам, живущим в закрытом социалистическом городе, дневник на удивление написан просто литературным языком! Там была фотография вот этой девушки. Фотография, между прочим, хорошо сохранилась, и девушка симпатичная. Ты хотела материал написать.

Лицо Пестерева побелело.

— Это фотография моей бабушки. Где ты это взяла? Где дневник?

Теперь оторопела Светка:

— Говорю, принесли находку к нам в музей. Дневник нашли строители, когда рыли котлован, он лежал в металлической коробке. Может, какой старый дом много лет назад разрушили, где жил этот человек, может, что еще, но дневник нашли случайно, кое-где листки истлели, разорваны, но прочитать можно. Ты уверен, что это твоя бабушка?