– Ромочка, мой Ромочка! Я же люблю тебя! Ну как я без тебя буду жить?! Я лучше покончу с собой, чем отдам тебя ей! Она же не даст всего, что давала я! Тебе нужны острые ощущения, приключения, безбашенный секс! А что она может, малолетка твоя?!

Лена переходит на торопливый интимный шепот, вклиниваясь между моих разведенных коленей, и ведет ладонями по внутренней стороне бедер к паху.

– Я же дам тебе все. Для меня не существует табу, ты знаешь. Я воплощу любую твою фантазию. А она что? Ничего не даст. Ее дырка тебе скоро надоест, и ты придешь ко мне за острыми ощущениями. Ну же, не глупи.

Когда ее ладони почти достигают паха, я отмираю. Перехватываю ее за запястья и с отвращением смотрю в лицо с размазанной тушью и отвратительной, безумной улыбкой. Подаюсь вперед, и Лена приоткрывает губы в надежде, что я ее сейчас поцелую.

– Никогда не слышал таких мерзких вульгарных слов из твоего рта. Пошла. На… – медленно произношу я, но не заканчиваю фразу. Все же, какой бы она стервой ни была, Лена остается женщиной. А отец учил меня, несмотря ни на что, уважать слабый пол.

Брезгливо отталкиваю Рязанцеву от себя и встаю, переступая ее ноги. Она заваливается на задницу и остается сидеть ровно до того момента, пока я не пытаюсь уйти. Лена быстро подползет ко мне и вцепляется в мою ногу.

– Нет! Я никуда тебя не пущу! Не пущу к ней! Ни к кому не пущу! Ты мой! Слышал?! Мо-о-ой! – воет она.

Я хватаю Лену за плечи и волоку к дивану. Усаживаю на него и приближаю свое лицо к ее.

– Не унижайся, – произношу я. – Сохрани хотя бы остатки своего достоинства. Завтра ты будешь больше сожалеть о том, что потеряла лицо, чем о моем уходе. До конца останься женщиной, которая когда-то зацепила меня. Потому что от впечатления, которое ты сейчас производишь, меня только воротит.

Я легонько встряхиваю Лену за плечи и, оставив на диване, под ее протяжный вой, проклятия и мольбы покидаю квартиру Рязанцевой. Чувствую себя грязным. Хочется приехать домой и принять долгий горячий душ, чтобы смыть с себя последние шестнадцать лет. Никогда не думал, что буду счастлив, разорвав свои отношения с Леной. Мне казалось, что сразу после этого наступит конец света. Адский день, который разделит мою жизнь на «до» и «после», причем «до» будет гораздо радужнее, а дальше все будет очень плохо. Сейчас я чувствую, что «после» сулит гораздо более счастливое время. Я очень хочу домой к Тами. Прижаться к ее нежному телу, обнять, поцеловать и уснуть, наконец ощущая свободу. Но прямо сейчас не поеду к ней. Мне надо немного времени, чтобы переварить случившееся.

Наступил момент, когда я избавился от такого груза. Неподъемной ноши, которая все эти годы тянула меня назад. Теперь мне необходимо побыть наедине с собой, чтобы наконец ощутить эту свободу. Постигнуть. Прочувствовать.

Я отправляю Тами короткое сообщение, что все хорошо, и еду кататься по городу. Заезжаю в кофейню, беру себе большой стакан любимого Тамилой латте и долго брожу по набережной, попивая напиток со вкусом губ моей невесты. Легкая нотка любимой женщины, которая помогает почувствовать присутствие Тами без нее самой. Сейчас мне так нужно. Не для того, чтобы не забыть, а для того, чтобы наконец начать дышать полной грудью, впуская в свою голову осознание произошедшего.

Под конец долгой прогулки на моем лице расцветает улыбка, и я быстрым шагом возвращаюсь к машине. Вот оно – это ощущение полной свободы. Она окрыляет, заставляет шаг стать легче. Где-то там, на темных аллеях я оставил тяжесть и боль. Там я похоронил многолетние чувства. Там я умер и заново родился не мальчиком, а уже мужчиной. До этого я всегда ощущал себя юнцом даже рядом с друзьями, хотя и старше каждого из них. Теперь же я полноценно ощущаю ответственность за свою и жизнь Тами. Готов брать эту ответственность, нести на себе это приятное бремя всю оставшуюся жизнь. Готов строить дом, семью, отношения, стать отцом и развиваться, расти ради всех тех чувств, которые сейчас во мне расцветают.

Я прыгаю в машину буквально в состоянии эйфории. Мне приходится все время одергивать себя, чтобы в радостном возбуждении не встретиться со столбом или другой машиной, потому что восторженное настроение плохо влияет на мою концентрацию на дороге. Торможу у цветочного, где покупаю Тамиле цветы, а потом несусь домой на пределе допустимой скорости. Я мог бы рвануть быстрее, но тогда точно не доеду. Разве такой исход заслужила моя беременная девочка?

В квартиру я врываюсь вихрем, но торможу на пороге, осознав, насколько здесь тихо. О, нет-нет-нет. Она ведь не ушла? Не могла же, правда? Иррациональный страх запускает щупальца в каждую клетку мозга, по позвоночнику ползет холод. Быстро разуваюсь, запираю дверь, бросаю букет на тумбочку и несусь в спальню, потому что только в ней горит тусклый свет прикроватного светильника, и замираю в дверях. Тами лежит поверх покрывала, завернувшись в пушистый вязаный кардиган. Она на боку, а рядом с ней, словно обнимая ее живот, лежит Буцефал и мирно урчит, уткнувшись в мою любимую грудь. Выглядит так, будто мой кот в отсутствие хозяина остался на страже моих малышек. Я прислоняюсь плечом и виском к дверному косяку и долго стою, наблюдая за своей девочкой. Каким-то шестым чувством я осознаю, что Тами родит мне дочку. Не знаю, почему я так в этом убежден, но я прямо вижу маленькую принцессу, которую буду баловать и любить до головокружения. И если до этого момента я был уверен, что будет сын, то вот прямо сейчас, когда смог свободно выдохнуть и остановиться, я четко вижу дочку.

Подкрадываюсь на цыпочках к кровати, снимаю с изножья плед и укрываю им Тамилу. Сбросив на пол носки – за что завтра утром непременно получу нагоняй от невесты – забираюсь под плед. Вытаскиваю сопротивляющегося Буца и перекладываю его себе за спину, а сам придвигаюсь к Тамиле и заключаю ее в свои объятия. Она кладет голову мне на плечо и тихонько вздыхает. Такая тепленькая и разомлевшая. Я поднимаю ее руку и подношу к лицу, чтобы поцеловать, но останавливаюсь, всматриваясь в пальцы на левой руке. На среднем блестит кольцо, которое я купил ей в Доминикане. С тех пор Тами похудела и, видимо, кольуо теперь великовато для безымянного. Я улыбаюсь. Теперь моя невеста практически полностью окольцована. Остался только скромный золотой ободок, который навсегда поставит на ней печать с моим именем. Целую нежные пальчики и выключаю свет. Тами жмется ко мне и сонно целует в щеку. Я переполнен эмоциями. Я просто тону в них, и ничего не хочу менять, потому что в этот момент все ощущается чертовски правильно.

Я бросаю взгляд на телефон. Никита. Притормаживаю Тами за талию, удерживая ее от входа в магазин, она смотрит вопросительно. Я показываю ей телефон.

– Надо ответить, – произношу и отвожу ее в сторону, чтобы никто не зацепил, пробираясь в торговый центр. – Да, Никитос.

– Привет. Ром, надо, чтобы ты в офис заехал.

– Я выходной сегодня.

– Помню. Но надо подписать договора и… к нам едет твой любимчик.

– Это какой?

– Гаранин.