– А что, это вариант. Сапрыкин со своими людьми свяжет охрану боем и будет прикрывать дорогу, а мы под шумок проникнем на базу и сделаем свое дело, – ухватился за предложение минера Никоненко, но командир с сомнением покачал головой.

– При такой сильной охране мы не сможем полностью уничтожить цистерны с топливом. Как бы удачно ни атаковали партизаны, полностью сковать охрану базы им не удастся. Две роты есть две роты, тем более немцев. Эти вряд ли поддадутся панике, эти будут драться по всем правилам.

– Мы успеем взорвать часть цистерн, а остальные уничтожит пожар, – предложил Чхеидзе, но Борода даже не стал его слушать.

– Немцы не дураки. Они предусмотрели этот вариант, ведь так, Селиванов?

– Так, командир. То, о чем говорит Александр, возможно лишь при сильном ветре, дующем строго в нужном нам направлении.

– А если навести нашу авиацию? – не унимался Чхеидзе, чья горячая грузинская кровь не хотела мириться с мыслью о невозможности исполнить приказ командования и хотя бы на несколько дней позволить Севастополю свободно дышать.

– Если бы можно было использовать авиацию, нас бы не послали. Партизаны и без нас бы навели на эту базу кого следует, – сказал рассудительный Дорофеич, и никто не посмел ему возразить.

Разведчики замолчали, мысленно продолжая искать выход из сложившейся ситуации, но на ум так ничего и не шло.

– А может, нет там никаких мин и пленный врет? – вступил в разговор Филиппов, сыгравший роль главного жандарма. Он требовательно посмотрел на Дорофеича с Мусой, и те горячо, в один голос заверили командира в ошибочности предположения Филиппова.

– Нет, не врут. Вы с Никоненко их так сильно напугали, что они готовы рассказать все, лишь бы спасти свою жизнь, – убежденно сказал Тухватулин.

– Видели бы вы его глаза, товарищ командир, – поддержал товарища Дорофеич, – все выложил, всех своих знакомых по базе назвал, и кто что ему говорил.

Бывший боцман сокрушенно усмехнулся болтливости пленного, как вдруг что-то вспомнил и повернулся в сторону бойцов, стороживших пленных.

– Костя, а ну давай сюда длинного, – скомандовал Дорофеич, и партизаны застыли в ожидании его дальнейших действий. Разведчик привел пленного, который при виде хмурых лиц затрясся ещё сильнее.

– Так куда и зачем ты ехал? – начал допрос Дорофеич.

– Я ведь уже говорил, в Родниковку за продуктами. Солдат на базе много, а запас продуктов прежний. Интенданты из Симферополя отказываются присылать дополнительные продукты, говорят, они временные, обходитесь своими силами. Вот комендант и послал меня в Родниковку за продуктами. А неделю назад ездил в Богословку, там продукты на солдат брал, – затараторил пленный, стремясь показать свою осведомленность разведчикам.

– И давно так деревни обираете? – сурово спросил Дорофеич, стараясь не выдать свою заинтересованность в словах пленного.

– Вот уже полтора месяца, но Родниковка была последней в списке у нашего интенданта.

– А что так? Решили пожалеть деревенских?

– Нет, просто список закончился. Наш интендант так мне и сказал: в последний раз едешь. В конце месяца все эти дармоеды слезут с нашей шеи, и мы заживем спокойно.

– Что, так и назвал дармоедами? – недоверчиво подыграл пленному Ножин, уловив тайную мысль Дорофеича.

– Да, так и сказал, – радостно подтвердил пленный. – До этого наш интендант кое-что с нашей кухни имел, в смысле продуктов, а когда подкрепление прислали, он вынужден был все отдавать. Вот и ждет не дождется, когда гости съедут.

– Господа интенданты – знающие люди, хоть и маленькие, – Дорофеич с хитринкой посмотрел на Никоненко, который в ответ только махнул рукой, так ничего и не поняв в намеке боцмана, но его прекрасно понял Филиппов.

– Интересное получается кино из жизни интендантов. А когда именно они с его шеи слезут, он не говорил? – грозно поигрывая жандармской бляхой, спросил разведчик, и пленный радостно закивал головой.

– Конечно, говорил. Говорил, что после 28 июня он будет спать спокойно.

– Точно после 28 июня?

– У интенданта день рождения 29 числа, и он говорил, что получит хороший подарок, – заверил Филиппова пленный, совершенно не понимая, зачем разведчикам интендант базы. Выкрасть его хотят, что ли?

– Ладно. Костя, уведи его и смотри в оба, чтобы не сбежал. – Командир посмотрел в сторону и махнул сидевшему в сторонке радисту: – Виктор, когда у тебя ближайшая связь со штабом?

– Через час, товарищ командир.

– Хорошо, готовься отправить радиограмму, сейчас текст набросаю, – командир посмотрел на стоявших рядом разведчиков. – Если пленный не врет, то получается, немцы собираются за десять дней взять Севастополь или полностью сломать его оборону.

– Все верно, товарищ командир, я тоже так подумал, – поддержал Ножина Дорофеич.

– Тогда нам придется любой ценой брать эту проклятую базу, любой ценой, – решительно заявил Борода, и от его слов повеяло тягостной грустью.

– Знаешь, командир, а я примерно знаю, как мы сможем не только уничтожить эту базу, но и хорошо намять бока охране, – решительно заявил минер.

– Как?! – в один голос воскликнули партизаны, на что Селиванов только хитро улыбнулся и произнес свое любимое слово: «Технически».

– Ну не томи, говори! – недовольно рыкнул Ножин, но минера этим было не достать.

– Есть идея устроить фрицам цыганочку с выходом, но для этого нужна будет помощь Большой земли. Иначе никак не получится.

– Будет тебе помощь, рассказывай! – приказал командир, обрадовавшись появившемуся свету в конце туннеля. За время знакомства с сапером он быстро убедился, что тот умный, обстоятельный человек и просто так слов на ветер не бросает.

Замысел Селиванова оказался неожиданным, нахальным, но вместе с тем убийственно простым. Без помощи Большой земли в лице майора Зиньковича его действительно было невозможно осуществить, но Борода сразу поддержал его и отдал незамедлительное распоряжение. Следующей ночью со стороны Азовского моря в партизанский отряд Сапрыкина прилетел самолет с ценным грузом для отряда старшего лейтенанта Ножина. Обрадованный командир был готов приступить к немедленному выполнению приказа командования, но неожиданно для себя получил приказ: «Ждать сигнала!»

В отличие от него, генерал-полковник Манштейн ждать не собирался. После успешного захвата форта «Волги» он намеревался развить наметившийся успех. Весь день восемнадцатого июня генерал был занят творческой деятельностью. Умело выдав взятие небольшого земельного укрепления за крупный стратегический успех в битве за Севастополь, он с чистым сердцем потребовал у Гитлера подкрепления в количестве двух пехотных полков. Естественно, о подкреплениях, что уже прибыли к нему от фельдмаршала Бока, в разговоре с фюрером он предпочел скромно умолчать.